Утраченная реликвия

В сумке оказались: зимняя ряса на овечьем меху, и черный широкий подрясник и, судя по блеснувшим золотым нитям вышивки, какая-то богослужебная одежда. Отдельно в темном платке были завернут наперсный священнический крест.

– Зачем это? – удивленно спросил Серафим.

– Вот тебе пакет. Тут все сказано. Наше дело тебя сопровождать, – коротко объяснил капитан.

Серафим вскрыл конверт с сургучными печатями. На листе белой бумаги был напечатан на машинке текст приказа, из которого следовало, что сержанту Соровскому, он же иеромонах Серафим, надлежит «с прилагаемой» (вот же канцелярский язык, прости Господи) иконой облететь на самолете вокруг Москвы, совершая положенное моление о даровании Красной Армии победы над врагом и сохранении города Москвы. Подписи не было.

Серафим оторвался от бумаги и поднял глаза на майора. В них была и радость, и изумление.

– Вам все ясно? Выполняйте приказание, товарищ сержант, – строго сказал капитан. – И побыстрее.

Вполголоса читая положенные молитвы на облачение в богослужебные одежды, Серафим вначале прямо на телогрейку (не раздеваться же на морозе) надел параман, сверху просторный подрясник (надо же, все предусмотрели). В этот момент капитан подал ему теплую рясу.

– Одевай скорее, отец, закоченеешь же, – изменившимся тоном сказал капитан. – Нам еще над Москвой кружить не один час.

Серафим оделся, повесил на шею крест и епитрахиль, а затем надел и зашнуровал на запястьях поручи, стянув ими рукава подрясника.

И сразу же бывший арестант и сержант почувствовал себя словно заново рожденным. Он опять был иеромонах Серафим и предстоящая ему сейчас служба была как раз тем, чему он когда-то в молодости решил посвятить всю свою жизнь.

Один из сопровождающих, майор госбезопасности, равнодушно развернул сверток. В нем была Тихвинская икона Богоматери – та самая, старинная петровская икона!

Сердце Серафима сжалось от сладкой, радостной боли, а глаза наполнились слезами. Он осторожно взял в руки драгоценную реликвию, трижды перекрестился перед ней, и поцеловал.

Взревел мотор. Самолет плавно тронулся с места и вскоре поднялся в серое, низкое небо.

Этот день Серафим Соровский запомнил на всю оставшуюся жизнь. В салоне самолета стоял невыносимый холод. К тому же сотрудники НКВД время от времени открывали дверь, и внутрь самолета врывался поток ледяного воздуха. Но Серафим ничего этого словно не замечал, и смело подносил икону к распахнутой двери, чтобы Богородица смогла с огромной высоты лицезреть панорамы страшных боев.

Все те часы, когда самолет Ли-2 трижды облетал Москву, отец Серафим молился. Он просил Господа простить неразумных людей, которые закрыли и порушили на Руси десятки тысяч церквей; взорвали величественный храм Христа Спасителя в Москве; убили, заключили в тюрьмы, сослали в лагеря тысячи священнослужителей. Он просил Господа, чтобы в этот решающий час Он десницею Своею оградил и защитил от врага Москву – Третий Рим, ставшую духовной наследницей Второго Рима – Константинополя – столицы православной Византии. Он просил, чтобы Господь помог сейчас Красной Армии отбросить фашистскую орду от стен древнего Кремля, а затем и вовсе изгнать захватчиков из Отечества.

Молитвы ко Христу отец Серафим перемежал прошениями к Пречистой Деве, образ которой держал в руках. Он просил Заступницу усердную рода христианского умолить своего Сына помиловать Россию и простить ей грех богоборчества. Серафим пел по памяти богородичные молитвы и все более и более воодушевлялся. Слезы текли из его глаз. Сердце его переполняла острая жалость и сострадание ко всем сражающимся, страждущим и скорбящим там внизу, на земле. Душа – любовью и благодарностью ко Христу.

– Бо-го-ро-ди-це Де-во, ра-а-дуйся, – затягивал он в очередной раз, – благода-а-тная Мария Господь с тобо-ю. Благослове-е-нна ты-ы в же-нах и благослове-е-н плод чре-е-ва твоего, яко Спаса родила еси ду-у-ш на-а-ши-и-х, – пел он и восторг захватывал его душу.

Сосредоточенный на молитве и пении отец Серафим не слышал как, офицеры госбезопасности непроизвольно стали тихонько, себе под нос, подпевать священнику. Впрочем за гулом моторов этого не было слышно. С детства слышанные ими песнопения, которые на сельских праздниках, в крестных ходах и дома, перед иконкой Богородицы в красном углу своей избенки пели их матери и бабушки, да и они сами, тогда еще наивные и благоговейные деревенские сорванцы, разбудили в их душах что-то далекое, доброе и светлое.

Серафиму доставляло особенную радость петь благодарственную песнь Богородице, избавляющей своих верных служителей и почитателей от военной грозы. От музыки и смысла слов этой песни душа Серафима исполнялась твердой уверенности в неминуемой победе над врагом. Услышав мелодию этой песни, майор выпрямился и машинально поднес ко лбу щепотью сложенные пальцы правой руки, но вовремя отдернул вниз и покосился на капитана. Тот сделал вид, что ничего не заметил. Он и сам чуть было не перекрестился. Уж больно хорошо поет этот поп!