Утраченная свобода

— Садбери — старая баба, а ты, Каролина, дура, — ответила ее светлость. — А теперь иди, дай мне поговорить с Робертом. Ненавижу, когда вокруг меня суетятся одни женщины, — добавила она в то время, как леди Каролина собирала свое вязанье. — Да, скажи Хэдли, чтобы принес хорошую мадеру. Он знает. Ну, сэр, говорите, что вы мне хотели сказать, раз уж набрались наглости снова показаться здесь.

Мистер Бомарис, прикрыв дверь за своей теткой, вернулся в комнату и с притворной кротостью сказал, что счастлив видеть свою бабушку в добром здравии и отличном настроении.

— Бессовестный нахал! — ответила довольная герцогиня. Она внимательно оглядела его великолепную фигуру. — Ты выглядишь неплохо — лучше сказать, выглядел бы неплохо, если бы не вырядился бог знает во что. Когда я была молодая, ни один джентльмен не посмел бы явиться ко мне с визитом вежливости, не напудрив волосы. Ваш дедушка, наверное, перевернулся бы в своем гробу при виде того, до чего вы все докатились с вашими кургузыми сюртуками, крахмальными воротничками, шейными платками и манжетами без малейшего намека на кружева. Если ты можешь сесть в своих обтягивающих бриджах или, как вы это называете, панталонах, тогда садись.

— О, да, я вполне могу сесть, — сказал мистер Бомарис, устроившись в кресле напротив нее. — Мои панталоны так же, как и дары бедным тетушки Каролины, вязаные, поэтому прекрасно приспосабливаются ко всем моим желаниям.

— Ха! Тогда я попрошу Каролину связать тебе пару штанов к рождеству. Она закатит истерику, потому что большей ханжи я в жизни не встречала.

— Очень может быть, мэм, а так как я уверен, что тетушка не посмеет вам перечить, как бы ни была оскорблена ее скромность, то попрошу вас воздержаться от этого намерения. Я и так был достаточно наказан парой вышитых домашних туфель, присланных мне в прошлое рождество. Ума не приложу, что я с ними буду делать?

— Господи, да она не в состоянии об этом думать. — Герцогиня скрипуче хихикнула. — Тебе не следует посылать ей богатые подарки.

— Вам я тоже посылаю богатые подарки, — пробормотал мистер Бомарис, но вы никогда не отвечаете взаимностью.

— Не отвечаю и впредь не собираюсь! У тебя и так всего гораздо больше, чем ты заслуживаешь. А что ты привез мне на этот раз?

— Ничего, если только вы не пожелаете иметь у себя дворняжку.

— Не выношу собак так же, как и кошек. Пятьдесят тысяч в год как одна копеечка, а ты не принес мне даже букетика цветов! Выкладывай, Роберт! Зачем ты приехал?

— Спросить вас, мэм, как вы думаете, выйдет ли из меня покладистый супруг?

— Что? — воскликнула ее светлость, резко выпрямившись в кресле и сцепив костлявые пальцы, унизанные кольцами. — Не собираешься ли ты сделать предложение девице Дьюсбери?

— Боже мой, конечно, нет!

— Еще одной дурочкой, оплакивающей свою неразделенную любовь к тебе, больше? — сказала ее светлость, у которой имелись свои средства узнавать, что происходит в мире, из которого она удалилась. — Так кто же это? Когда-нибудь ты сделаешь неверный шаг, помяни мое слово!

— Мне кажется, это уже случилось, — сказал мистер Бомарис.

Она в изумлении уставилась на него, но не успела произнести ни слова, так как в комнату вошел дворецкий, шатаясь под тяжестью герцогского подноса, который ее светлость категорически отказалась отдать нынешнему герцогу сразу по двум причинам: во-первых, это ее личная собственность, а во-вторых, он не должен был жениться на квелой дурочке, которая заняла место его матери и от которой герцогиню тошнит. Этот внушительный предмет Хэдли водрузил на стол, бросив при этом на мистера Бомариса выразительный взгляд. Внук герцогини понимающе кивнул, встал и наполнил бокалы вином. Он подал бабушке бокал, скромно наполненный до половины, чем немедленно вызвал ее возражения и требования ответить на вопрос, не думает ли Роберт, что она уже не в состоянии пить вино.

— Осмелюсь предположить, что вы и меня перепьете, — ответил мистер Бомарис, — но вам прекрасно известно, что это чрезвычайно вредно для вашего здоровья, а также и то, что вы не сможете заставить меня выполнять ваши самые вздорные приказания. — Он поднес ее руку к губам и сказал нежно. — Вы старая, скверная грубиянка, мэм, но я надеюсь, что вы доживете до ста лет, потому что люблю вас гораздо больше, чем любого из моих родственников.

— Боюсь, ты мне сказал не так много, — отметила она, весьма польщенная этой смелой речью. — Садись сюда и не пытайся водить меня за нос! Я вижу, что ты собираешься валять дурака, поэтому ничего не приукрашивай. Не собираешься ли ты сообщить мне, что хочешь жениться на той бесстыжей вертихвостке, с которой я видела тебя последний раз?

— Нет, конечно, — сказал мистер Бомарис.

— И правильно, потому что я не потерплю в нашей семье шлюх, хоть и в кружевах. Но и ты не такой дурак для таких дурацких поступков.

— Откуда вы набрались подобных выражений, мэм? — поинтересовался мистер Бомарис.

— Слава богу, я не принадлежу к вашему сладкоречивому поколению. Кто она?