[В] 1.30 милая тетя София принесла увесистую сумку (большой кусок телятины с двумя ломтями хлеба, два больших куска штруделя, кило яблок, две банки абрикосового варенья и т. д.). Конечно, пришлось тут же при ней есть и подробно рассказывать о себе. Милая тетя пробыла у меня с час. В три часа дня появилась тетя Дубски (Вильгельмина) (с печеньями, сыром, белым хлебом с ветчиной и сигаретами для моих товарищей), и снова пришлось приниматься за еду. Эта тетушка пробыла у меня полтора часа […]. В четыре подали кофе с хлебом. В половине шестого горничная тети Софии принесла три отличные книги, чтобы читать, и ящик яблок (два килограмма), чтобы угощать. (Все радовались), в половине седьмого чай (суп с мясом: очень хороший). Желудок сегодня переполнен. В половине восьмого заглянул дядя Дубски (Леопольд), угостил всех сигаретами, принес большой кусок пирога, а еще орехов, каштанов, яблок. Он не задержался, потому что мы все уже лежали. Заснули в восемь вечера. 20 ноября, в восемь утра подъем и кофе (от переедания понос).
Я очень удивлена, что Шиндлеры и Дубски раздобывали столько хорошей еды во время строгих ограничений и что Вильгельмина не видела ничего странного в том, чтобы потчевать племянника ветчиной. Эти евреи явно не соблюдали кошерных предписаний. Как только Курт поправился, его отправили обратно в Линц – и опять под медицинское наблюдение того, кто много лет назад знал его еще ребенком, то есть доктора Блоха.
И там же, в Линце, 23 марта 1917 года Марта сумела встретиться с Гуго. Очевидно, войну оба переживали тяжело:
Вчера мы были в Линце. Мне уже давно страшно хотелось повидаться с Гуго. Оказалось, он очень бледен, и я почувствовала, что мысль о скором возвращении на фронт его очень угнетает, хотя об этом он не сказал ни слова. Он утверждает, что ему все равно, что ему нисколько не страшно, однако…
Меня же это пугает, и очень. Страдая от открытой кровоточащей раны (то есть от смерти Эрвина), я прямо-таки ужасаюсь. На Южном фронте все гибнут и гибнут люди, а мир пока еще где-то очень далеко.
Одиннадцатое – самое крупное – сражение при Изонцо в августе 1917 года начали пятьдесят две итальянские дивизии. В бой сразу же бросили штурмовиков, знаменитых «ардити» (по-итальянски «смельчак, «храбрец»), которые помогли пододвинуть линию итальянского фронта вплотную к плато Байнзицца севернее Гориции и продвинуться вперед на юге. Сложное положение Австро-Венгрии теперь заставило Германию помочь ей на Южном фронте, хотя это нужно было сделать уже очень давно.
Все закончилось совместным контрнаступлением Германии и Австро-Венгрии, которое называют по-разному. Это было двенадцатое (и последнее) сражение при Изонцо; но многим оно помнится как сражение при Капоретто; оно разыгралось у подножия горы Крн, а в историю вошло благодаря роману Хемингуэя «Прощай, оружие!».
Мглистым утром 24 октября тонкие цепи усталых и деморализованных итальянцев не выдержали неожиданного интенсивного артобстрела, газовой атаки, стремительного штурма. Молодой немецкий офицер Эрвин Роммель овладел горой Монтежур южнее Капоретто, встав на первую ступень своей головокружительной карьерной лестницы.
В ноябре войско Австро-Венгрии атаковало из Южного Тироля, окончательно зажав итальянцев в клещи. Всего за несколько дней итальянцы лишились того немногого, что завоевали на Изонцо; за три недели сотни тысяч итальянских солдат попали в плен или дезертировали, а итальянский фронт перестал существовать на всем протяжении вплоть до реки Пьяве, милях в двадцати севернее Венеции.