— Теперь ваше положение прочно. Я сам познакомлю вас с
Люсьен пожал Фино руку в порыве неописуемой радости.
— Не подавайте вида, что мы с вами поладили, — шепнул ему на ухо Фино, открывая дверь мансарды, расположенной в конце длинного коридора, в пятом этаже дома.
И Люсьен увидел Лусто, Фелисьена Верну, Гектора Мерлена и еще двух журналистов, которых он не знал; они сидели перед пылающим камином на стульях и в креслах, вокруг стола, покрытого зеленым сукном, курили, смеялись. Стол был завален бумагами; на нем стояла настоящая чернильница, наполненная чернилами, лежали довольно скверные перья, но сотрудники довольствовались ими. Все говорило новому журналисту, что здесь создавалась газета.
— Господа, — сказал Фино, — цель нашего собрания — передача нашему дорогому Лусто моих полномочий главного редактора, ибо я принужден оставить газету. Мои мнения подвергнутся, разумеется, необходимой перемене, без чего я не мог бы стать редактором журнала, предназначение которого вам известно, однако мои убеждения останутся все те же, и мы будем друзьями. Я весь ваш, относитесь и вы ко мне по-прежнему. Обстоятельства переменчивы, принципы неизменны. Принципы — это ось, вокруг которой движутся стрелки политического барометра.
Сотрудники расхохотались.
— У кого ты позаимствовал эти перлы? — спросил Лусто.
— У Блонде, — отвечал Фино.
— Ветер, дождь, бурю, хорошую погоду, — сказал Мерлен, — мы все переживем вместе.
— Короче, — продолжал Фино, — не будем вдаваться в метафоры: приносите свои статьи, и вы увидите во мне прежнего Фино. Господин де Рюбампре ваш новый коллега, — сказал он, представляя Люсьена. — Я заключил с ним договор, Лусто.
Каждый поздравил Фино с повышением и блестящим будущим.
— Теперь ты оседлал и нас, и прочих, — сказал ему один из сотрудников, неизвестных Люсьену. — Ты стал Янусом...
— Если бы только Янусом, — сказал Верну.
— Ты разрешишь нам обстреливать наши мишени?
— Все, что вы пожелаете! — сказал Фино.
— Ну, понятно, газета не может отступать, — сказал Лусто. — Господин Шатле взбешен, мы ему не дадим покоя целую неделю.
— Что случилось? — сказал Люсьен.
— Он приходил требовать объяснений, — сказал Верну. — Бывший щеголь времен Империи наткнулся на Жирудо, и тот самым хладнокровным образом сказал ему, что автор статьи — Филипп Бридо, а Филипп предложил барону назначить час и род оружия. На этом дело и кончилось. В завтрашнем номере мы хотим извиниться перед бароном: что ни фраза, то удар кинжала!
— Ужальте его покрепче, тогда он прибежит ко мне, — сказал Фино. — Я притворюсь, что, укрощая вас, оказываю ему услугу; он близок к министерству, и мы можем кое-что урвать — место сверхштатного учителя или патент на табачную лавку. Наше счастье, что статья задела его за живое. Кто из вас желает написать для моего нового журнала основательную статью о Натане?
— Поручите Люсьену, — сказал Лусто. — Гектор и Верну дадут статьи в своих газетах...
— До свиданья, господа! Мы
Люсьен выслушал поздравления по поводу того, что он вступает в грозный корпус журналистов, и Лусто рекомендовал его как человека, на которого можно положиться,
— Люсьен приглашает нас всех, господа, на ужин к своей возлюбленной, прекрасной Корали.
— Корали переходит в Жимназ, — сказал Люсьен Этьену.
— В таком случае решено, мы поддержим Корали. Не правда ли? Надо дать во всех ваших газетах несколько строк об ее ангажементе и указать на ее талант. Похвалите дирекцию Жимназ за вкус и догадливость. Нельзя ли наделить ее и умом?
— Умом мы ее наделили, — отвечал Мерлен. — Фредерик[147]
вместе со Скрибом написал пьесу для Жимназ.