Утреннее шоссе

– А я и так пью. Заходи, будешь третьим.

Клямин рассмеялся. Только сейчас он обратил внимание на то, что у старика как-то по-особому поблескивают глазки.

– А кто у тебя? Женщина? Старик шмыгнул носом.

– Я тебе, Антон, когда-нибудь шандарахну по башке бутылкой. В порядке воспитания.

– В порядке надзора, – поправил Клямин. – А может, возьмешь его, – Клямин кивнул в сторону комнаты, – и ко мне. Закусон знатный.

Старик вновь шмыгнул носом.

– Или заходи, или ступай к себе. Продует меня, простужусь.

– Ладно, я сейчас. Чтобы не с пустыми руками, – решил Клямин. Он вернулся к себе, достал расписной деревянный поднос, поставил на него тарелки с закуской и непочатую бутылку водки, положил злополучный пакет с корнем, сунул ключи от квартиры и, выйдя на площадку, толкнул коленом дверь Николаева.

Старик все ждал, придерживая рукой отворот рубашки. Меховой жилет струпьями шерсти ниспадал на его потертые штаны, из-под которых виднелись нелепые ярко-зеленые носки. «Прибарахлился старик», – подумал Клямин.

– А я звоню, звоню, – сказал он. – Весь дом всполошил. А ты все не отворяешь.

– Приятель у меня, заболтались. Представляешь, в собесе встретились. А не виделись с войны. Я его, чертяку, по фамилии вспомнил, – радостно пояснил Николаев, шествуя перед Кляминым и оберегая его поднос от неожиданных сюрпризов тесного, заставленного хламом коридора…

Войдя в знакомую комнату соседа, Клямин обомлел. В углу потертого дивана, за круглым столом, под желтым абажуром, сидел в банном халате хозяина пляжный коршун Макеев…

– Слышишь, Георгий, – радовался Николаев, – мы с тобой тут сидим, молодость вспоминаем. А он звонит не дозвонится. Знакомься, Георгий, мой опекун, лихой наездник Антон Клямин.

Макеев высунулся из-под абажура и дернулся назад, точно от ожога.

– Ты чего, Георгий? Мой сосед – Антон. Со своим угощением. – Старик Николаев не обратил внимания на странное поведение своих гостей. – Только вот что, Антошка… Дружка фронтового не совращай. Мы тут наливке вишневой радуемся. Покойной хозяйки моей припасы, а ты с водочкой…

Измученный наливкой Макеев с надеждой смотрел на поднос.

– Да поставь ты свой поднос. Держит, как официант. Старик засуетился, перенимая из рук Клямина поднос.

Но Клямин уже пришел в себя, и хмель, начинавший бродить в его голове, уступал место трезвости.

Тем временем старик Николаев рассказывал, как он пришел сегодня в собес по делам свояченицы, женщины тихой и пугливой. У нее возникло с пенсией недоразумение. Вдруг слышит – какой-то старик фамилию свою называет, имя-отчество. Правды добивается. В чем-то его ущемили, ветерана Первого Белорусского фронта, участника сражений в Восточной Пруссии, где он был ранен и потерял передние зубы… Пригляделся Николаев: батюшки, так ведь это Жорка Макеев, его заряжающий. Ну и ну! Сам-то он, Николаев, был командиром танка…

Глядя в бледное лицо пляжного сторожа, Клямин кивал головой в знак полного понимания.

– А дружок-то мой фронтовой в гору пошел, – продолжал радоваться встрече Николаев. – В главные, большие инженеры вышел. Я вот все в бухгалтерии копался. А он – орел! В персоналке ходит.

Клямин усмехнулся, пряча глаза в опрятную старенькую скатерть.

– Это кто же в главные инженеры вышел?

– Я! – воспрянул Макеев. – Я высел.

– В какие же, позвольте спросить?

– В больсие, – напирал шепеляво Макеев.

– Очень приятно. Не на бутыло-водочном ли заводике, что примыкает к городскому пляжу?

Николаев легонько тронул Клямина за плечо и наклонился, чтобы лучше видеть из-под абажура своего старого фронтового дружка.

– Ты не сердись на него, Георгий. Он немного поддамши. – И добавил строже: – Ты вот что, парень: моих друзей не обижай. Гостю – уважение.

– Пардон! – воскликнул весело Клямин. – Давайте-ка дернем, старички. По маленькой.

– О! – сказал Николаев. – Это дело. Георгий, гляди, какую нам еду принесли. Даже икорочка есть. Забыл, как она и выглядит, чернявая.

Николаев принялся разливать по стаканам наливку. Макеев покорно вздохнул. Клямин откинулся на спинку стула и почувствовал какое-то неудобство. Оглянулся. На стуле висел засаленный коричневый пиджак Макеева. Клямин поднялся, пинцетом сложил пальцы на кургузом воротничке и отбросил пиджак на сундук. Николаев пожал плечами и сказал, что его старый фронтовой друг изволил принять душ, что дома у друга какие-то нарушения с горячей водой. Он, Николаев, предложил ему свой халат.

– Нет голячей воды. Магистлаль лопнула, – мрачно подтвердил Макеев.

– Бывает, – согласился Клямин и посмотрел на Николаева.

Старик стоял, торжественный и важный, хмуря и без того рытый морщинами лоб. Одной рукой для прочности он ухватился за угол надутого щербатого буфета, в стеклах которого виднелся фаянсовый сервиз. Этот сервиз Клямин подарил покойной бабке Марии на день рождения. Сколько радости было тогда в этом доме!.. Прошло, все прошло. Антон любил заглядывать к старикам. В зимние вечера они, бывало, пили чай с брусничным вареньем.

– Тост у меня есть, други. Мы с вами не алкаши переулочные. С тостом надо, – произнес старик Николаев.