Читаем Утреннее шоссе полностью

Схваченная по краям сырыми деревьями, дорога летела вдоль берега моря. Сначала она касалась территории порта, потом - рыболовецкого совхоза и лишь после этого подбивала пятикилометровую линию пляжа, покрытую где песком, где галечником.

Дождь совсем перестал. Но Клямин, казалось, не замечал этого: щетки продолжали кланяться, скрежеща о сухое стекло. Этот звук и пробудил Ефрема. Какое-то мгновение он таращился в хрустальное стекло, потом протянул руку под рулевое колесо и передвинул рычажок. Щетки остановились.

- Чокнутый ты какой-то. Белый весь. - Ефрем коротко ругнулся. - Хозяина боишься! Все его боятся, суку. - Он похлопал себя по коленям, разыскивая курево. Разыскал. Вытащил сигарету и, придавив головку автомобильной зажигалки, прикурил…

Какое-то время он посасывал сигарету, сбрасывая пепел в откинутый кармашек пепельницы, искоса поглядывая на осунувшееся лицо Клямина. Потом перевел взгляд на его руки.

- Слушай, ты не заболел? Глаза как у психа, и разговаривать со мной не хочешь?

С трудом оторвавшись от стекла, Клямин протянул взгляд по пыльной панели, перевел на короткие, тупые колени Ефрема, потом выше - к его плоскому носу, прижатым ушам, к венчику жестких волос.

- На дорогу гляди! Еще врежемся. Я пил, а он под балдой, - забеспокоился Ефрем и ткнул пальцем Клямина в плечо. - Эй! Что с тобой?! Хочешь, я сяду за руль, а?

Клямин покачал головой. Так слабо, что Ефрем с трудом это уловил.

- Кажется, хозяин едет. - Ефрем вперил глаза в далекий силуэт автомобиля и, приглядевшись, добавил с уверенностью: - Едут. Я его танк где хочешь угадаю…

Далекий штрих на серой дороге уже принимал контуры автомобиля.

- Не забыл? Проскочим мимо - развернешься и двинешь следом за «фордягой». - Ефрем наклонился вперед, встречая взглядом приближающийся автомобиль.

Продолжая держать руль вытянутыми руками, Клямин прижался сутулыми плечами к спинке сиденья. А нога упрямо пригибала вниз рычаг акселератора. Стрелка спидометра миновала отметку «90» и дрожала в дурном предчувствии.


Шоссе вытянулось черной напряженной лентой.

Клямин что-то проговорил вялым, тающим голосом.

Ефрем не расслышал и переспросил, не отрывая взгляда от черного автомобиля, в котором уже различались два силуэта.

- Я говорю, - повысил голос Клямин, - ты в каком же месте тут придавил девчонку, плешивый холуй?

Ефрем отодвинул от стекла плоское лицо.

- Кто же тебе стучит? - Он и не пытался скрыть испуга. - Этот гад Виталий, да?! - Его маленькие глаза побелели.

Он ничего сейчас не видел, кроме бледного, опавшего на кости профиля Клямина. Не замечал он и стрелки спидометра, а она уже миновала цифру «100» и завалилась дальше.

Не смотрел на спидометр и Клямин. «Значит, они это сделали… Все-таки они…» Сомнения, которые еще как-то владели Кляминым, расслабляя его волю, рассеялись. Они! И Ефрем в этом сейчас признался. Они-и-и-и…

Перейти на страницу:

Все книги серии Избранное, т.1

Сенявин
Сенявин

«... Последний парад флотоводца Сенявина был на Балтике. <...>В море был шторм. Дождь не прекращался. Тьма стояла как ночью. А ночью было темно, как минувшим днем. Палила пушка с флагманского, требуя от каждого ответа: где ты? цел ты?«Расположась возле рулевого, – рассказывает очевидец, – адмирал поставил подле себя компас, разложил лакированную карту и сам направлял ход корабля, и только лишь тогда, когда эскадра миновала опасный риф Девиль-зей, Сенявин, не сходя в каюту, спросил чаю. Во всю бурную и мрачную ночь, при сильном дожде он продолжал вести корабль. Только на другой день, в час пополудни, когда эскадра при продолжавшемся бурном ветре и дожде стала на якорь на кронштадтском рейде, Сенявин, промокший до костей, сошел в каюту».Не спускайтесь следом в каюту, не нужно.Запомните Сенявина на палубе, запомните его в море. ...»

Юрий Владимирович Давыдов

Проза / Историческая проза
Нахимов
Нахимов

«... Года два спустя после Крымской войны некий приезжий осматривал Севастопольские бастионы. Проводник, матрос-ветеран, рассказывал про Нахимова: "Всюду-то он заглянет, и щи и сухарь попробует, и спросит, как живется, и ров-то посмотрит, и батареи все обойдет – вишь, ему до всего дело есть…" Помолчав, задумчиво добавил: "Уж такой ретивой уродился!"Я прочел об этом в некрасовском «Современнике». И вдруг увидел Нахимова. Стоя в сторонке, Павел Степанович слушал старика в залатанном мундиришке. А потом усмехнулся. Ласково, признательно усмехнулся…Нахимов служил России. Капитальным в натуре его было чувство чести и долга. Отсюда родилась и окрепла суровая самоотреченность. Отрешаясь от личного, он был Личностью. Так пушечное ядро, канув в пучину, вздымает над морем литой, сверкающий столп. ...»

Юрий Владимирович Давыдов

Историческая проза

Похожие книги