Утренняя луна

– Не знаю. Жена моего брата хочет, чтобы отец ушел на покой, а магазин отдал им.

– Твоему отцу эта идея не нравится?

– Еще бы. Магазин – все, что у него есть. Он же овдовел двадцать два года назад.

– И с тех пор у него не было никаких женщин?

– Была одна. Я тогда училась в седьмом классе. Но это продлилось недолго. Твои родители очень счастливы: у отца есть мать, а у матери – отец.

– Да, они счастливые люди, – не стал спорить Трис. – Я им завидую.

– Они не скучают по маленькому Эдилину?

– Отец скучает, но у него друзья во Флориде, и вообще родителям там нравится. Да и общество друг друга их вполне устраивает.

В голосе Триса было столько тоски, что Джекка не могла не взять его за руку и отметила, что у него длинные – как у пианиста или хирурга – пальцы.

– Ты всегда хотел быть врачом?

– Всегда. На этот счет у меня никогда не было сомнений. Мама любит рассказывать подругам, что единственной вещью, которая успокаивала меня, когда я капризничал из-за режущихся зубов, был старый отцовский стетоскоп.

Трис не убрал руку. Джекка чувствовала его ладонь… запястье…

– Завтра, – тихо сказал он, – мы могли бы устроить настоящее свидание. Я заеду за тобой и поужинаем где-нибудь вместе.

– Закажем что-нибудь особенное и будем пить вино? – уточнила Джекка.

– Звучит заманчиво, разве нет?

Джекка заколебалась. Это звучало даже очень заманчиво, но вместе с тем было таким… обыденным.

– Художники любят все особенное, не так ли? – спросил он.

– Не то чтобы особенное. Просто мне нравится подходить ко всему творчески.

– Хорошо, – сказал он. – Никаких свиданий, как у обычных людей. Но что мы будем делать, когда появится луна?

– Понятия не имею. Я думала, возможно, в Виргинии вообще не бывает луны.

– Виргиния действительно создана для любви, – пояснил Тристан, – но так далеко мы все же не зашли. На случай если ты не захочешь идти на обычное свидание, я раздобыл кое-какую астрономическую информацию.

– Да? И что же сулят нам астрономы?

– Еще одну темную ночь. Затем луна начнет показываться. К четырнадцатому числу на улице вечером будет уже светло.

– Это значит, что мы сможем видеть друг друга. Что ж, никакое волшебство не может длиться долго, – вздохнула Джекка.

За окнами лил дождь, и в доме стало холодно. Тристан потянул ее за руку, желая привлечь к себе и обнять, но она не поддалась.

– Не надо, – прошептала Джекка.

– Я очень терпеливый человек, – сообщил Тристан. – Чем ты собираешься заниматься завтра?

– Начну писать акварели. Ким хочет, чтобы я сделала рисунки к ее новой рекламной кампании.

– Я знаю.

– Откуда?

– Мать Ким рассказала об этом моему отцу, когда пришла на прием. Он позвонил моей маме и сообщил эту новость. Мама по секрету рассказала все Эдди, а та – мне. В Эдилине не может быть тайн.

– А ты знаешь, что именно я буду рисовать?

– Нам всем понравилась идея Ким об орхидеях.

Джекка засмеялась.

– Все решается коллегиально. Кстати, как называются те странные растения, которые стоят под скамьей?

– Венерин башмачок.

– А те, которые из эпохи Эйзенхауэра?

– Каттлеи.

– Почему ты держишь орхидеи в доме миссис Уингейт?

– Это результат войны с отцом.

– Расскажи мне об этом, – попросила Джекка. – Вдруг это поможет мне справиться с моим отцом.

– Если тебе известно, как иметь дело с отцом, который уверен, что знает все, и убежден, что я все еще грызу его старый стетоскоп, дай мне знать. Пожалуйста.

– Мой отец считает, что я не в состоянии отличить гвоздодер от кувалды. Но только если не посылает меня в подсобку за инструментом. Тогда предполагается, что я знаю, какой именно инструмент он хочет, даже если он мне ничего не сказал. Так что я хочу услышать все о твоем отце и об орхидеях.

– Видишь ли, у меня затекла нога и разболелась сломанная рука. Если ты подвинешься сюда, а я – туда, мы…

Трис был намного крупнее, чем она, а кровать в игровом домике была маленькой. Джекка так и не поняла, как получилось, что она оказалась прижатой спиной к широкой мужской груди, стиснутая по бокам его ногами. Сломанная рука теперь лежала у нее на животе, а перевязь, судя по всему, исчезла вообще.

– Эй, – воскликнула Джекка, – мы так не договаривались!

– Не шевелись, – трагическим шепотом промолвил Тристан, – а то сделаешь мне больно. Так о чем я говорил?

– Ты двигаешься на удивление быстро для человека со сломанной рукой, – проворчала Джекка. – Наверное, когда в колледже ты приглашал девушек в кино, они и сообразить не успевали, как оказывались в твоих объятиях.

– Совершенно верно. И ты еще не знаешь, на что я способен.

– Серьезно?

– Да. Ну а теперь перестань меня отвлекать и позволь рассказать о моих орхидеях.

Джекка откинула голову, ощутила затылком твердое мужское плечо и отметила, что они идеально соответствуют друг другу. Ее голова легла точно на плечо, а когда он говорил, его дыхание приятно ласкало щеку.

Голос у Триса был мягким, глубоким и каким-то очень мужским. Он поведал, что в доме была маленькая оранжерея, созданная женщиной, построившей его примерно в 1840 году.

– Она жила там одна?

– Думаю, эта история для другой ночи. Моя рука не слишком тяжела для тебя? Я могу ее убрать.