Виктру я нахожу в изолированной комнате. У двери на карауле стоят несколько Сынов. Она лежит на медицинской каталке и смотрит на голографическом дисплее новости Сообщества – там бодро рассказывают про героическое уничтожение Легионом ячейки террористов, которая подорвала дамбу и затопила низины реки Мистос. Наводнение заставило двоих бурых фермеров покинуть свои дома. Серые раздают гуманитарную помощь из военных грузовиков. Алые, конечно, и правда могли подорвать эту дамбу. С другой стороны, это мог сделать и Шакал. Сейчас никто не знает наверняка.
Бело-золотистые волосы Виктры убраны в тугой хвост. И руки, и даже парализованные ноги прикованы к кровати. В этих местах золотым не доверяют. Она не поворачивает головы в мою сторону, всматриваясь в дисплей, на котором в профиль показывают Рока Фабия, поэта Деймоса, – нового героя последних сплетен. Ведущий копается в его прошлом, берет интервью у матери-сенатора, учителей начальной школы, мелькают детские фотографии Рока на фоне фамильного загородного имения.
– Мир природы всегда привлекал Рока сильнее, чем города, – говорит его мать, улыбаясь в камеру. – Он восхищался идеальным порядком, царящим в природе. Иерархией, возникающей естественным образом. Думаю, именно поэтому он всей своей пылкой душой был предан Сообществу даже в то время, когда…
– Я бы пушку ей в рот засунула, лишь бы заткнуть, – бормочет Виктра, выключая звук.
– Думаю, за последний месяц она чаще произносила его имя, чем за все его детские годы, – отзываюсь я.
– Ну она же политик! Такие никогда не упустят шанса покрасоваться за счет популярных родственников!
– «О, как стервятники слетаются к великим мира сего, чтоб на останках жертв попировать», – вспоминаю я слова Рока об Августусе.
Виктра смотрит на меня горящим, воинственным взглядом. Огонь безумия, пылавший в ее глазах, угас, но не полностью.
– Это можно было бы сказать и о тебе, – резко бросает она.
– Справедливо, – соглашаюсь я.
– Ты – лидер этой маленькой шайки террористов?
– Мог бы стать, но упустил свой шанс. Ими руководит Севро.
– Правда? – удивляется она, откидываясь на подушки.
– А что такого?
– Да нет, ничего. Логично, кстати. Он всегда был человеком дела, а не слов. Когда я увидела его в первый раз, он как раз пытался надрать задницу Тактусу.
– Думаю, я должен тебе все объяснить. – Я подхожу к ней ближе.
– О мать твою! А может, обойдемся как-нибудь без этой тягомотины?
– Тягомотины?
– Ну всех этих извинений, – тяжело вздыхает она, – упреков и так далее. Всей этой суеты, которую люди разводят просто потому, что неловко себя чувствуют. Ничего ты мне не должен.
– И что ты мне скажешь в таком случае?
– Жизнь в Сообществе – своего рода договор, согласно которому мой народ угнетает твой маленький народец. Мы живем за счет вашего труда, притворяемся, что вас просто не существует, ну и вы решаете нам за это навешать. Получается у вас так себе. Лично я считаю, что вы имеете на это право. Тут нет ни хорошего, ни плохого – это справедливо, только и всего. Я бы первой устроила овацию мыши, которой удалось бы убить орла, а как ты думал? Вот и все. Сейчас алые наконец-то начали драться по-настоящему, поэтому жаловаться золотым по этому поводу – абсурд и лицемерие. – Виктра замечает удивление на моем лице и резко смеется. – Что такое, дорогой? Думал, я закачу истерику, надую губки и стану нести всякую чушь про честь и предательство, как эти ходячие трупы Кассий и Рок?
– Ну, если честно, я…
– Просто я не такая эмоциональная, как ты. Я все-таки из рода Юлиев. В моих жилах струится ледяная кровь, – произносит она, не давая мне вставить ни слова. – И будь добр, не проси меня стать другой, потому что тебе хочется получить мое одобрение. Ни тебе, ни мне не стоит опускаться до этого.
– Ты никогда не была такой бесчувственной, какой притворяешься, – все же говорю я.
– Я жила на этом свете задолго до того, как в моей жизни появился ты. Что ты обо мне знаешь? Я дочь своей матери.
– Ты гораздо больше…
– Как скажешь, дорогой.
Она ведет себя естественно, не пытается манипулировать. Мустанг всегда играет тонко, улавливает малейшие изменения настроения, а Виктра рубит сплеча. Перед триумфом она позволила себе смягчиться, опустила забрало, но теперь все надо начинать сначала. Она держится так же отчужденно, как и в нашу первую встречу. Чем дольше мы говорим, тем больше седых волос в золотистой копне бросается мне в глаза. У Виктры впалые щеки. Правая рука судорожно комкает простыни.
– Я понимаю, почему ты лгал мне, Дэрроу, и уважаю твое решение, но никак не могу понять одного: почему ты решил спасти меня в Аттике? Жалость? Тактический ход?
– Потому что ты моя подруга.
– Ой, ну перестань…
– Я бы лучше умер, пытаясь вытащить тебя из тюрьмы, чем позволил бы тебе сгнить там. Тригг, кстати, и правда погиб за тебя.
– Тригг?
– Один из серых, с которыми я пришел к тебе в камеру. Вторая – его сестра.