Утренние колокола. Роман-хроника

– Я пошлю ее Марксу в Париж. В «Немецко-французские ежегодники». Руге, говорят, заболел, и главную редакторскую работу ведет Маркс. Это будут две статьи. Та, откуда я вам читал, называется длинно: «Наброски к критике политической экономии». Я в ней разбираю сущность собственности и конкуренции, стоимости и ренты – короче, все, что меня сейчас волнует в современной политической экономии. Другая статья называется еще длиннее, а если короче, то «Положение Англии». В ней я исследую общественную жизнь Англии, ее классы и партии. – Фридрих потянулся за новым листком, нашел его и прочитал: – «Подточенная, разлагающаяся религия, полный распад всех общечеловеческих интересов, всеобщее разочарование в истине и человечестве, и вследствие этого всеобщее распадение людей на изолированные, „грубо обособленные единицы“, дикое смешение всех жизненных отношений, война всех против всех, всеобщая духовная смерть, недостаток „души“, то есть истинно человеческого сознания; несоразмерно многочисленный рабочий класс, находящийся в невыносимом угнетении и нищете, охваченный яростным недовольством и возмущением против старого социального порядка, и вследствие этого грозная, непреодолимо продвигающаяся вперед демократия; повсеместный хаос, беспорядок, анархия, распад старых связей общества, всюду духовная пустота, безыдейность и упадок сил, – таково положение в Англии».

– Здорово сказано, – проговорила Мери, когда Энгельс кончил читать. – Только вы не подумайте, Георг, что вся статья такая мрачная. Фред мне уже читал отрывки, я знаю, о рабочих он пишет там с надеждой.

– Знаете, Фридрих, я часто думаю, что мне повезло, когда я встретил вас в поезде. Без вас я и не знаю толком, каким бы я стал. Подождите, не смотрите на меня с такой улыбкой. Это не пустые слова, честное слово, я часто об этом думаю.

– Фред начинает сейчас писать большую книгу, специально об английских рабочих, – проговорила Мери с гордостью. – И мои друзья ему помогают, достают статистические сведения с фабрик…

– Ну, об этой книге говорить рано, я еще только о ней думаю, а написана она будет через год, – прервал Фридрих.

…Веерт вернулся домой поздно ночью.

Спать он не хотел. Он ходил по кабинету, и стихи в эту ночь писались сами.

Стань человек по праву своему
Среди людей свободных человеком! –

складывал он.

А потом он перечитал написанный несколько дней назад очерк «Пролетарии Англии», перечеркнул последние абзацы, написал новые, более действенные, а кончил такими словами:

«Я счастлив тем, что в настоящее время один из самых выдающихся философских умов Германии взялся за перо, чтобы написать обширный труд о жизни английских рабочих; это будет труд неоценимого значения. Во всяком случае, этот писатель лучше меня сумеет представить отдельные факты в их истинном свете; благодаря длительному пребыванию в Манчестере – колыбели пролетариата – он имел гораздо больше случаев изучать рабочих, чем я…».

•

Весной 1843 года Михаил Бакунин попал в безвыходное положение.

Литературные заработки он презирал издавна.

– Распространение идей и убеждений должно быть культом, и разве не рискуешь принизить этот культ, делая его единственным средством существования, – говорил он еще в России.

Но другого труда он не знал.

Три года назад Герцен и Огарев помогли ему уехать в Германию. В Берлине, в Дрездене чаще он был с Иваном Сергеевичем Тургеневым. Занимать у них деньги можно было не задумываясь – все они были людьми богатыми и притом слегка стеснялись своего богатства, потому что оно обеспечивалось трудом крепостных крестьян.

Уезжая в Россию, Тургенев пообещал прислать Бакунину из Петербурга столько денег, сколько потребуется. А требовалось Бакунину немного – был он неприхотлив, иногда питался водой да хлебом. А если у него самого какой-нибудь даже едва знакомый просил взаймы, он немедленно выворачивал карманы и отдавал тому знакомому все, что было. В результате иногда получалось так, что и ужинать было нечем. Тогда Бакунин набивал трубку, приближал книгу и читал ее до утра. А там, с новым днем можно было и перекусить у кого-нибудь.

В начале зимы 1843 года Бакунин вместе с Гервегом переехал в Швейцарию, в Цюрих.

Здесь его познакомили с бывшим портным, который организовывал общины из ремесленников и призывал жить по справедливости. Портной был так беден, что свою книгу набирал и печатал сам. Книга называлась «Гарантии гармонии и свободы». Портного звали Вейтлинг.

– Тот самый Вейтлинг, о котором сейчас в Европе столько разговаривают! – удивился Бакунин.

– Господа любят поговорить о новеньком, вот и разговаривают, – ответил портной.