Утренний берег

Павлуха долго тянул букву «с», а когда Роман сказал за него спасибо, отвернулся.

Ночью Павлуха проснулся, посмотрел на часы. Из щелей в занавесках глядело солнце. Оно падало на циферблат красным пятном. Черные стрелки будто висели в воздухе, окруженные закорючками цифр.

Павлухе было неуютно под чистой простыней. Кровать не по росту. Комната большая и голая. Мутный стеклянный софит у потолка. Дыхание спящих людей. И насмешливый храп из дальнего угла.

Павлуха забрался под одеяло с головой, стараясь дышать тихо, боясь ворочаться.

Ночное солнце скользило за окном. Где-то далеко лязгал ковш экскаватора.

Под утро Павлуха крепко уснул. Какой-то сон промелькнул у него в мозгу, оставив ощущение тревоги. Павлуха сжался в комочек, заполз под подушку и зачмокал губами.

— Вставай! — расталкивал его Роман.

Роман пришел в общежитие прямо со смены. Он хотел проводить Павлуху в новую жизнь.

— Пора, — сказал Роман.

Павлуха вскочил с постели.

В утренние часы комната становилась тесной. Она заполнялась спинами, крепкими лодыжками, горячими мускулами и хрипловатым гоготом. Жильцев было четверо, но по утрам они двигались шире, говорили громче.

С кровати напротив спрыгнул лохматый парень и, не открывая глаз, принялся делать зарядку. Потом он снова юркнул под одеяло, сказал:

— Я шикарный сон видел. Мне только конец доглядеть осталось.

Роман стащил с лохматого одеяло. Тот сел на кровати, помигал глазами и сказал, глядя на Павлуху:

— Неправильно, парень. У тебя ведь перед сзади.

Павлуха конфузливо проверил одежду.

Соседи смеялись. Роман тоже смеялся. Павлуха посмущался минутку и засмеялся вместе со всеми.

— Умой лицо, — сказал лохматый. — Торопится, будто получку дают.

Когда Павлуха умылся, сосед накормил его хлебом с селедкой, напоил чаем из алюминиевой кружки. Потом каждый шлепнул его по спине.

— Ну, Павлуха, — будь!

— Известно, — пробормотал свое непременное слово Павлуха.

Роман проводил Павлуху до конторы геодезистов. Сдал его с рук на руки Виктору Николаевичу. Тоже шлепнул его по спине и тоже сказал:

— Будь, Павлуха…

Начинает человек новую жизнь и сам себе кажется иным. И все, к чему привык, что уже перестал замечать, тоже становится не таким обычным. Как будто принарядилась земля, стряхнула с себя серую скучную пыль. Обнажились другие, яркие краски. Каждый человек, если он не безнадежно солиден, совершает это веселое открытие много раз в своей жизни и всегда с удовольствием.

Виктор Николаевич и Павлуха отмечали места для шурфов, проводили сложные съемки, в которых Павлуха ничего не понимал. Он ставил на отметках полосатые рейки, бегал с рулеткой и мерной проволокой. Неделями не приходили они с Виктором Николаевичем в поселок, лазали по скалистым вершинам, по заросшим брусникой и мхами распадкам.

С сопок, куда они, кряхтя, а иногда и ползком, затаскивали ящик с теодолитом и тяжелую треногу, открывалась красивая панорама металлургического комбината: обогатительные фабрики, построенные на склонах белыми уступами, плавильный завод с такой высоченной трубой, что даже издали казалось, будто она проткнула небо и прячет там свою закопченную маковку. По дорогам бежали машины, везли из карьеров руду. Красные автобусы. Синие автобусы. Улицы поселка, прорубленные в сосняке. Флаг над поселковым советом. Скоро поселок станет городом.

Еще была видна узкая черная речушка, по которой проходила государственная граница Союза Советских Социалистических Республик и Норвегии.

Чужая страна за рекой ничем не отличалась от нашей: те же сопки, редколесье, замшелые валуны, голубые озера. И было странно думать, что там другая жизнь; что люди там говорят на другом языке. А в домиках с низкими крышами тревожат людей по ночам непонятные для нас думы.

Работать с Виктором Николаевичем было интересно. Он знал, откуда взялись разные камни, зачем растут на камнях деревья, куда плывут облака, о чем кричат птицы. Он все знал. Иногда он говорил Павлухе:

— Мы с тобой сухопутные моряки. Ходим по свету, открываем новые земли, новые дороги.

— Ну уж, — возражал Павлуха. — Сейчас ни одной новой земли нипочем не открыть.

— А уж это ты брось. Вот здесь, например, пять лет назад были голые камни. Даже волки околевали здесь от тоски. А сейчас посмотри, какое веселье. Пейзаж без жилья только в золоченой раме хорош. Я, Павлуха, по этаким пейзажам ноги до колен истоптал.

Вечером они разводили костер, вываливали на сковородку консервы. Виктор Николаевич говорил:

— По всему свету наш брат, геодезист, ходит, землю столбит. Мы с тобой спать ложимся, а на другой стороне земли, может, двое проснулись, завтрак себе готовят. Ты знаешь, что они на завтрак едят?

— Не…

— И я не знаю. На той стороне земли все иначе. Там ни березок, ни сосен — сплошные пальмы.

Павлуха ложился возле костра на сосновые лапы, глядел в розовое небо.

Солнце здесь не садится в июне — ходит по небу кругами, ночью задевает за верхушки сопок каленым боком. Деревья тогда похожи на зажженные свечи, а в распадках стынет горячий солнечный шлак, играя сизыми и пунцовыми красками.