Утренний берег

Павлуха стащил свои сапоги.

— Вот, — сказал он. — От меня это Виктору Николаевичу. Они ему впору будут.

Кассирша вылезла из-за стола, даже не задвинув ящик с деньгами.

— Соскочило у парня, — сказала она. — Ты бы ему еще портянки завернул для комплекта.

Геодезисты засмеялись.

— Он их в больнице на тумбочку поставит…

Павлуха растерялся.

— Он ведь в больнице временно. Он не захочет там долго лежать. Чего вы смеетесь?..

Геодезисты взяли его под мышки, вставили в сапоги и подтолкнули к столу. Павлуха получил деньги: и полевые, и суточные, и зарплату. Как и со всех, кассирша высчитала у него на подарок Виктору Николаевичу.

Павлуха не пошел к себе в общежитие. Он направился к Роману. Ему казалось, что люди не принимают его всерьез. Им бы только шутить и смеяться. Им не понять. Павлуха отдает долги! Вон у него сколько денег: «Мамке пошлю, Роману за питание отдам… Кому еще?..»

Роман встретил Павлуху шумно. В комнате было много народа. Все сидели за столом и громко разговаривали. Здесь была Зина, Игорь и другие ребята.

— Здорово, Павлуха! — Роман стиснул его за плечи и подтащил к дивану. — Ты посмотри…

На диване в пеленках лежал человек, крошечный, с наморщенным лбом и туманными синими глазами. Человечек месил воздух красными пятками, красными кулачками и показывал мягкие десны.

— Мальчишка небось?

— Парень по всем категориям. Посмотри.

Павлуха сконфузился. Аня засмеялась. Она была худенькая и очень легкая. Казалось, что Анино платье надето на невесомое существо, которое бьется и вздрагивает от радости и движется, движется…

— Поздравляю, — сказал Павлуха, стыдясь этого звучного слова. — Я тогда после зайду… Я неумытый.

— Ты что, штрейкбрехер? — сказал Роман. — Садись, выпьем за сына. — Роман подтащил Павлуху к столу, налил ему в стакан желтенького сладкого вина. — Давай… Ап!

Павлуха выпил, облизал губы.

Парни и девчата за столом хвалили малыша, смеялись над Романом. А тот, не зная куда себя деть, ухмылялся и хвастал:

— Телом весь в меня, а характером в Аню. Спокойный, порядок понимает, кричит только по закону, когда есть захочет и когда мокрый.

Зина жевала конфеты и смеялась. Игорь разглаживал ногтем серебристые обертки, которые она бросала в блюдце, и складывал их одна на другую, ровно-ровно, край в край.

— Мне из больницы звонили, — сказал он шепотом. — Ты, Павлуха, молодец.

В углу стоял трехколесный велосипед, обвешанный пакетами и погремушками.

«Подарки, — сообразил Павлуха. — Смехота: только родился — и уже подарки. За что?»

Павлуха сунул руку в карман, нащупал там пачку денег и снова принялся считать: «Мамке тридцать рублей, себе на полмесяца, Роману за пропитание…» — Он посмотрел на Романа.

Роман был громадным, веселым, счастливым.

— Ешь, Павлуха, — говорил он. — Рубай колбасу, сыр голландский, шпроты. Закусывай. У меня сын…

«Не возьмет, — тоскливо подумал Павлуха. — Еще даст по шее, пожалуй».

Павлуха вытащил руку из кармана, слез со стула на пол. Он снял свои сапоги, потом прошел босиком к велосипеду и поставил их там.

— Это хорошие сапоги, — сказал он. — Рыбацкие. Это от меня… Пускай носит…

Дубравка

Дубравка сидела на камне, обхватив мокрые колени руками… Море напоминало громадную синюю раковину. Горизонт далеко-далеко: видны самые дальние корабли. Они словно поднимаются над водой и медленно тают в прозрачном воздухе.

Камень давно оторвался от берега, сжился с волнами, с их беспокойным характером и, мокрый от брызг, сам блестел, как волна. Камень был ее другом.

На берегу у самой воды бродили мальчишки. Зевали от жары и безделья.

— Смотрите, какое облако! Это волна хлестнула до самого неба и оставила там свою гриву.

— Дура, — скажут они и добавят: — Поди проветрись.

Мальчишки — враги.

Еще недавно Дубравка гоняла с мальчишками обшарпанный мячик, ходила в горы за кизилом и дикой сливой, лазала с ними на заборы открытых кинотеатров, чтобы бесплатно посмотреть новый фильм. Потом ей стало скучно.

— Вот тебе рыбий хвост, будешь русалкой, — говорили мальчишки.

— Бессовестные обормоты, — говорила Дубравка. А почему бессовестные, и сама не могла понять.

В начале лета Дубравка записалась в драматический кружок старших школьников. Ее не хотели принимать. Староста сказал:

— Разве ты сможешь осмыслить высокую философию Гамлета? Ты еще недоразвитая.

Руководитель кружка, старый седой человек с очень чистыми сухими руками, усмехнулся.

— Гамлета мы ставить не будем. Его смогли одолеть только два великих артиста: Эдмунд Кин и Василий Качалов. Не нужно смешить людей.

Старшеклассникам всегда кажется, что они умнее всех. Они возмущались, доказывали, что Гамлет для них прост, как мычание. Перессорились между собой, а на следующий день согласились ставить «Снежную королеву».

Роль Маленькой разбойницы досталась Дубравке.

Потом все начали влюбляться. Мальчишки писали девчонкам записки. Девчонки жеманно щурились, поводили плечами и неестественно хохотали по самому пустячному поводу.