Катер идет мимо островов. В камышах широкие лодки-магуны. Люди высаживают из лодок телят, гонят их хворостиной на острова, чтобы паслись они на приволье целое лето. Телята орут, замочив ноги.
А Славке смешно.
— И чего улыбается, — глянув на него, проворчала мама. — Стоит и улыбается, как дурак какой.
Славка растерянно замигал.
— Рот закрой, — раздраженно сказала мама.
— И не дыши… — Это сказал мальчишка, который лежал на палубе. — И не плюй в воду, и не смотри в небо.
Мама повернулась, чтобы убить мальчишку словами. В это время загудел катер. Он приветствовал другой катер, идущий навстречу. Мамин рот открывается беззвучно и широко. Казалось, мама ловит ртом приветственный крик катеров и захлебывается. Когда гудки смолкли, у нее хватило воздуха на одно только слово:
— Хам!
— Видишь, до чего ты довел свою маму, — спокойно сказал мальчишка. Встал, накинул на плечи голубую спортивную куртку и направился вниз по трапу. Возле корзин остался его зеленый рюкзак. Мальчишка был крепок в плечах, нетороплив в движениях.
— Боже мой, каких только гадостей не наслушаешься на этих проклятых дорогах, — сказала мама.
— Да уж… Так уж… — поддакнул мужчина в фетровой шляпе. — Дорога, она дорога и есть. Особенно дальняя.
У буфета, под капитанским мостиком, старик пил пиво.
— Хороша у коня шея, да и хомут не плох. — Он приглаживал свой костюм, похлопывал по тощим бокам, поскрипывал заграничными полуботинками.
Славка сошел по трапу вслед за мальчишкой в спортивной куртке.
Мальчишка смотрел на старика и улыбался и как будто подмигивал. Старик мальчишку не замечал.
Борода у старика белая. Пивная пена теряется в ней, как снег на снегу. Старик говорит молодым, которые тоже теснятся к пиву:
— Не наседайте сзаду, бо я как дам спереду! Вот скушаю полкило пива и пойду в домино гулять… Я у дочки у Анны в гостях гостил.
— Вам дочка новый костюм подарила? — спросил мальчишка.
— Ну да. Анна ж мне все дарит и дарит.
Мальчишка снова спросил:
— Где сейчас ваша дочка?
Старик скользнул взглядом по мальчишке.
— Так она ж в Новороссийске, на ответственной должности, — сказал он и встряхнул на ладони медную сдачу.
Старик хотел спрятать ее в карман, но, заметив Славку, что-то долго и грустно смотрел на него, потом вернулся к буфету:
— Р-расступися! Мне надо гостинец купить!
Он протянул Славке целлофановый кулек, в котором лежала вяленая вобла, печенье «Василек», ириски «Золотой ключик» и мармелад.
— Кушай, хлопец, пиво пить тебе еще рано. — Старик прикоснулся к Славкиной голове жесткой, как будто ржавой рукой и пошел в носовой салон, где ехали только курящие.
— А кто он такой? — спросил Славка.
Мальчишка не ответил.
Старик между тем протиснулся в самый нос, где люди в брезентовых штормовых плащах резались в домино.
— Капитаньё! — закричал он. — Допустите ж меня… Меня вам никак в домино не осилить. Меня только пожарники осилить могут. У них времени богато на тренировку.
Люди в штормовых плащах потеснились, уступая старику место. Старик глянул в окно и устало пробормотал:
— Уже, капитаньё. Прибыли.
Катер подошел к серому дебаркадеру, на котором висел большой щит в красно-белую клетку, что на морском языке означает букву «м» или «тихий ход».
Славка повернулся, чтобы идти на палубу к маме. Навстречу спускались люди. Славка едва пробился наверх.
Мама хватала тяжелые чемоданы, сумки, баул, стараясь поднять их все сразу. Она закричала на Славку:
— Где ты болтался?
Славка стоял перед ней с целлофановым пакетом, мял его и не плакал только потому, наверно, что давно разучился плакать.
Мама вырвала у него гостинец.
— А эту гадость зачем купил?
Славка представил, как блестящий пакетик полетит сейчас за борт. Хотел закричать «не смей!», но оробел под маминым взглядом и отвернулся. Он увидел мальчишку с рюкзаком за плечами. Мальчишка подошел к нему.
— В гости или на дачу? — спросил он.
— К отцу, — тихо ответил Славка.
Мальчишка поднял два самых больших чемодана, потащил к сходням.
С катера валом валил народ. Над головами плыли корзины, мешки с поросятами и очумевшие в ящиках петухи. Когда мальчишка опустил чемоданы на землю, пальцы у него не смогли сжаться в кулак. Кожа на ладонях как будто сдвинулась.
Подоспела мама. Сказала:
— Спасибо.
Мама смотрела по сторонам, нервно дергала ремешок сумки, словно торопила свою судьбу. Она поглядывала на мальчишку с беспомощной неприязнью, понимая, что для нее будет лучше, если мальчишка останется.
Мальчишка не уходил.
Когда площадь перед дебаркадером опустела, мама сказала Славке:
— Радуйся… — Потом глухо, словно в подушку, распорядилась: — Хватит. Поедем в гостиницу. — Она стала поднимать и опускать вещи, пытаясь снова взять их все сразу.
— Зачем же так надрываться, — сказал мальчишка. — Сдайте барахло в камеру хранения и шагайте себе с квитанцией. Ехать здесь как будто бы не на чем.
Главная улица в городке чистая. Вымощена розовым камнем-булыжником. Тротуары из кирпича. Прокаленный кирпич расположен в елочку. Тень от домов, как жидкие чернила, прозрачная.
И по всему городу запах моря.