— Согласен! — Каморный встал. Он решил принять на себя командование и обратился к Клещину:
— Вы останетесь.
— Правильно, — подтвердил Баляев. — С одной рукой много не сделаешь, только обузой будешь.
Каморный предложил Клещину:
— Подготовьте все к отъезду. Собак бы еще покормить.
— Сделаю, — Клещин посмотрел на товарищей. — Будьте осмотрительны.
— Ладно, — махнул рукой Баляев.
— У кого еще есть оружие? — спросил Каморный. К его удивлению, у всех шахтеров были револьверы.
Они вышли из домика и оказались в густой морозной темноте. Шли цепочкой, друг за другом. Вел Виктор Нурмилет, — который безошибочно находил дорогу. Замыкал Баляев. Шагали осторожно, стараясь, чтобы снег меньше скрипел под ногами. В Ново-Мариинске было тихо, спокойно. Где-то в кабаках пьянствовали в отчаянном ожесточении шахтеры и беднота, не получая ни облегчения, ни отдыха от своего загула, а лишь временное тяжелое забвение, после которого жизнь станет еще безрадостнее и мучительнее. Гуляли и в домах коммерсантов, празднуя свою победу, бахвалясь своей ловкостью, умом, похихикивая и потирая от удовольствия руки, расхваливая вслух Бирича и втайне ему завидуя. Строили большие планы на будущее и снисходительно посмеивались американцы, чувствуя себя учителями малоразумных, недалеких людей.
Каморный и его спутники приближались к приземистому бетонному кубу здания радиостанции. Баляев шепнул:
— Стой! За нами кто-то топает…
Все обернулись. Руки их крепче сжали рукоятки револьверов. Люди точно окаменели, напряженно вслушиваясь в ночной мрак. Вот где-то залаяли собаки. Скрипнула и захлопнулась дверь. Вдали, кажется у кабака Толстой Катьки, кто-то дурным пьяным голосом запел:
Но тут же голос оборвался и затих. С лимана доносились шорохи и короткое, похожее на выстрелы, потрескивание льда. И среди всех этих звуков отчетливо слышался скрип шагов. К ним приближался человек. Баляев шепнул:
— Не двигайтесь. Я разузнаю…
Он двинулся навстречу неизвестному. Шахтер успел сделать не больше полутора десятка шагов, как перед ним появился низенький человек. Он шумно дышал.
— Иван? — Баляев узнал Клещина и облегченно вздохнул. — Ты чего приперся?
— Есть дело, Гаврилович. Где Каморный?
Баляев подвел его к товарищам, которые по-прежнему оставались на месте и тревожно прислушивались к голосам. Каморный рассердился не на шутку:
— Сдурел, что ли? — он выругался. — Хочешь провалить все?
Клещин как будто не замечал раздражительности Каморного и недоброжелательного молчания шахтеров. Он сказал примирительно:
— Телеграфист мой знакомый, Даниленко. Он скорее согласится…
— Пошли, — Каморный не хотел терять времени, и снова безмолвная цепочка людей двинулась по протоптанной снежной тропочке. Она по косогору привела их к радиостанции, В мачте антенны едва слышно гудело и посвистывало. Окна радиостанции были освещены.
— Часовой внутри греется, — шепнул Каморному Виктор Нурмилет.
— Выманить его надо сюда, — отозвался Каморный.
— Я войду. Часовому скажу что-нибудь, чтобы он вышел. А вы его ждите, — тихо сказал Клещин.
— Давай! — Баляев от нетерпения переступил с ноги на ногу. — Я его встречу, как лисица зайца!
Шахтеры и Каморный прижались к шершавой стене по сторонам двери, в которую вошел Клещин. Они не замечали холода, не слышали голосов полярной ночи. Они ждали, готовые в любой миг начать борьбу. Они думали о Клещине, но не могли представить, что он в этот момент делал, говорил, и это было мучительнее всего…
Клещин вошел в радиостанцию, нарочно сильно хлопнув дверью, и оказался в небольшом темном коридорчике. Из него в аппаратную вела вторая дверь, она не была плотно прикрыта, и сквозь щель падал электрический свет. Из-за двери доносилось гудение аппаратуры. Клещин едва успел взяться за ручку, как дверь распахнулась и на Клещина хлынул свет, ослепил его. Он невольно зажмурился и услышал грубый окрик:
— Ты чего сюда приперся? Запрещено! Проваливай!
Клещин увидел одного из милиционеров Струкова, в руках у него была винтовка. Он всматривался в Клещина, но, видимо, не знал его, потому что сказал:
— Спьяну, что ли, забрел? Пшел отсюда!
— Медведь там! — плаксивым голосом сказал Клещин. — Вот я и скрылся тут. Слопает, мохнатый, и пикнуть не успеешь.
— Медведь? — часовой недоверчиво смотрел на Клещина. — С перепоя тебе медведь привиделся!
— Ей-богу! — перекрестился Клещин. — За мной до станции гнался.
Клещин после подъема по косогору все еще часто дышал и к тому же он нервничал, и его вид убедил часового. Он все же спросил:
— Не врешь?
— Пульни в него, — попросил Клещин. — Не то задерет первого, кто повстречается. Боюсь я домой идти…
В милиционере проснулся охотник. Он передернул затвор винтовки:
— Сейчас я его, косолапого, уложу. А ты не ходи туда, — он мотнул головой в сторону аппаратной. — Запрещено. Жди меня тут.
— Ладно! — кивнул Клещин.