Утренний бриз

У Наташи он пробыл всего несколько минут. Не снимая кухлянки, Чекмарев, весело и громко поздоровавшись, подошел к кровати, на которой лежала Наташа, кивнул ей ободряюще. Наташа ответила слабой улыбкой.

Заметив на руках Вуквуны спящего ребенка, Чекмарев тихо сказал:

— Здравия желаем, Николай Антонович! — и, обернувшись к Наташе, похвалил: — Богатырь твой не по дням растет, а по часам. Хорошего большевика нам принесла. Вот теперь нашего полку прибыло.

— Я плоха… — Наташа кончиком языка облизала сухие губы: — Совсем плоха!

— Это бывает, — Чекмарев тоже был поражен видом Наташи. После родов он каждый день навещал ее, но последние два дня так был занят, что не смог заглянуть. Да, Наташа тает с каждым днем. Сделав вид, что не заметил перемены в ней, он закончил бодро: — Такого здоровяка принесла! Как тут не ослабеть? Ну ничего, поправишься.

— Нет, Василий Михайлович, — Наташа едва качнула головой, и на ее глазах выступили слезы.

— Смотри, я рассержусь, если будешь плакать, — погрозил Чекмарев пальцем. — Сегодня я бегу в Наяхан и оттуда привезу тебе доктора. — Чекмарев увидел, как в глазах Наташи засветилась слабая надежда, и он уже не мог остановиться. Надо было, чтобы эта надежда не оставляла ее. — Хороший доктор, он, узнаешь, всех на ноги ставит. Старый, петербургский…

— Когда вы вернетесь? — Наташа больше не плакала.

— Скоро, — Чекмарев чуть замялся, опасаясь назвать срок, но иного выхода не было, и он проговорил: — Всего недели три уйдет на это. Я еще хочу кое-где побывать…

То ли Наташа не поняла Чекмарева, то ли названный им срок не показался ей большим, но она спокойно проговорила:

— Я буду ждать…

От Наташи Василий Михайлович заглянул к Антону. Мохов сидел, опираясь о спинку кровати. Он заметно поправился, хотя еще не ходил.

— Башка, черт ее возьми, кружится. Не могу сам и шагу еще сделать. Вот Отты и служит мне подпоркой, — пожаловался он.

— Ешь больше, и башка не будет кружиться, — весело отозвался Чекмарев. — А где же Отты?

— Ушел поохотиться, — Антон пытливо смотрел на Чекмарева. — Ты что-то хочешь сказать?

— Угадал. Бегу в Наяхан сегодня, попытаюсь с Петропавловском связаться.

— Это хорошо! — оживился Антон. — Настаивай, чтобы Петропавловск обязательно передал во Владивосток товарищу Роману обо всем, что в Ново-Мариинске произошло.

— А как фамилия этого товарища Романа? — Чекмарев уже не раз слышал о подпольном руководителе, но настоящего его имени не знал. — Может, камчатские товарищи о нем и не знают?

— Во Владивостоке его найдут! — убежденно произнес Антон.

— Сделаю! — Чекмарев поднялся и как бы между прочим заметил: — Из Пенжино доктора пришлю сюда, чтобы Наташу подлечил.

— Хуже ей? — встревожился Антон, но Чекмарев его успокоил:

— Только что от нее. Смеется, но похудела. Такого сына, как тебе она подарила, не каждая сможет принести.

— Наташа моя… — тихо произнес Антон, и Чекмарева потрясла тоска, которая прозвучала в голосе друга. Доведется ли когда-нибудь ему, Чекмареву, вот так же полюбить? Грустно стало Василию Михайловичу. Еще не встречалась ему та единственная, которая бы стала для него самым близким и самым дорогим человеком. Смутно промелькнул перед ним образ Нины Георгиевны и исчез.

Собаки, нетерпеливо повизгивая, побежали веселее. «Жилье чуют», — безошибочно определил Ульвургын и оглянулся назад. За ним шла упряжка Чекмарева. В Марково им отобрали лучших собак, и они донесли путников до Пенжино быстро. Задержек в пути не было. Погода держалась ясная, тихая, хотя и морозная.

— Пенжино! — донеслось до Чекмарева. Василий Михайлович увидел, как Ульвургын взмахнул остолом и закричал:

— Поть-поть!

Его упряжка налегла на алык. Быстрее пошла и упряжка Чекмарева. Ему не надо было ее даже подгонять. Вот и первый пункт его маршрута. Чекмарев оглянулся. Они ехали длинной узкой долиной по берегу Пенжины. Берег реки порос ольхой и лиственницей.

Пенжино, маленькое село, прижавшееся к реке, появилось сразу, как будто выглянуло из снега, где пряталось до поры до времени. Упряжки выехали на неширокую протоптанную дорогу, которая извилисто шла вдоль реки. От домиков тянулись тропки. Людей не было видно, но, как только местные собаки почуяли чужих и подняли ожесточенный лай, на улицу из домов стали выглядывать жители. Чекмарев придержал свою упряжку у ближней халупы, около которой бородатый мужик в торбасах, синей рубашке и малахае рубил дрова.

— Эй, хозяин! — крикнул Чекмарев: — Где тут у вас председатель Совета живет? Где его изба?

Бородатый выпрямился, с любопытством оглядел упряжки и седоков, поднял руку, в которой был зажат топор, указал на домик, что стоял на отшибе, почти над самой рекой. Чекмарев широко и радостно улыбнулся. Над избой алел маленький флаг. Чекмарев спросил:

— С флагом, что ли?

— Ага, — кивнул бородатый. — Ермачкова изба! А вы откуда бежите?