Утренний иней

— Это ничего, — отозвалась тихо Настя. — Это ничего, когда нос. Это в резиновых сапогах холодно. Да когда еще на одном месте сидишь и ждешь кого-нибудь долго… А так — ничего.

— Когда бегаешь, так и вообще ничего! — поддержала ее Ветка. — Бегаешь, бегаешь, а потом вдруг понимаешь, что не туда забежала. Да еще и узнаешь вдобавок, что тебя засекли и что нужно срочно домой возвращаться.

— Предупреждать надо, — проронила в ответ Настя — в резиновых сапогах холодно.

— А в магазине на Школьной сапоги вчера продавали, на меху! — вставила Нинуля.

— А я, между прочим, почти целый месяц не ела пирожных! — воскликнула Ветка.

— Ну уж! — не поверила Нинуля, однако темы этой дальше развивать не стала, потому что любимая ею тема была затронута раньше. — А моей соседке из восемнадцатой квартиры такие джинсы привезли — чудо! Вот здесь ремешок плетеный, а здесь не «молния» вовсе, а шнуровка, как на ботинке. Чудо! А вот тут на карманчике такое, что самим посмотреть надо, не расскажешь! Полжизни бы отдала!

— Своей? — сердито спросила Настя.

— Что — своей? — не поняла Нинуля.

— Своей бы полжизни отдала или чужой?

— Своей бы, конечно, — растерялась Нинуля.

— Дешевая у тебя жизнь!

— Я ж к слову! Это ж парабола!

— Гипербола! — прошипела Ветка, дернув Нинулю за рукав.

Расстались они довольно холодно, и Ветка, чтобы хоть как-то смягчить это расставание, назвала Насте свой адрес.

— Может, зайдешь?

Она думала, что Настя, судя по всему так и не простившая Ветку, скажет холодное «спасибо», и все на этом кончится. Но Настя вдруг подняла на Ветку благодарные глаза и сказала:

— Спасибо. Я зайду обязательно.

«Сегодня же придет», — догадалась Ветка.

— Подружились? — обиженно сказала Нинуля, когда Настя отошла от них. — Ну и дружи на здоровье! Тоже — нашла подругу! Ну и дружи! А я с тобой здороваться больше не буду!

— Ну и не надо!

— Ну и не буду!

— Ну и пожалуйста!

Они дошли до своего дома молча. Только когда входили в лифт, начали опять шипеть и толкаться.

* * *

Встреча с Настей словно вернула (правда, ненадолго) Ветку на два месяца назад, в такое хорошее и светлое лето, к веселому приключению в Каменском интернате. Как все было хорошо тогда! И таинственное утро в пустом огромном доме, заполненном летним солнцем, и зеленый лесопарк с глубокими оврагами и тропинками, уводящими неизвестно куда.

А теперь за окном веет холодный северный ветер, кружит одинокие снежинки, и голые ветки деревьев стучат в окно.

Впрочем, не стучат. Не могут они стучать в окна девятого этажа. Это уж Ветка размечталась сверх меры, сочиняя свою новую поэму.

Осенние поля, покрытые утренним инеем, она в поэму кое-как вставила и даже назвала поэму «Осенней песней». Очень подходило это грустное название и к самой поэме, и к пейзажу за окнами, и к тому, что опять началось у них в семье…

Больше всего Ветку встревожило то, что после очередной ссоры с матерью отец не стал насвистывать своей песни, в которой пелось про время былое и про лица, давно позабытые. Он молча ушел из комнаты, где они поссорились неизвестно из-за чего (тетя Валя не приезжала к ним давно, еще с весны), и молча сел у телевизора. Он сидел там в одиночестве — Ирина всегда принимала сторону матери, а Ветка, обеспокоенная тем, что он не стал ничего петь, не решалась подойти к нему, хотя и картину показывали хорошую, и Ветке очень бы хотелось посмотреть ее еще один раз. Ей до слез было жалко отца. И мать ей было жалко, и Ирину. И себя тоже. И даже героиню картины, которую показывали по телевидению, — тоже. Это была добрая мачеха, которую никак не хотела признавать злая падчерица. И вообще всех было жалко Ветке. Очень подходило Веткино настроение к ее «Осенней песне». Нет на свете никаких веселых сел! Все на свете очень грустно.

Ах, как недолго-недолго

Солнцу светить довелось!

Ветер сурово и колко

Сдвинул земную ось…

Дверной звонок прозвенел как-то тихо, коротко, нерешительно. Кроме Ветки, которая этого звонка ждала, никто его и не услышал.

— Папа! Звонят!

Ветка нарочно растормошила отца, чтобы именно он открыл дверь. Он всегда встречал гостей как-то празднично, торжественно, независимо от того, кто приходил к ним — его начальник по работе или девушка из ЖКО снять показания счетчика.

— А к нам гость! — сказал отец, торжественно вводя Настю в комнату. — Смотрите, какой приятный гость!

Однако никакой праздничности на этот раз не получилось. Мать лишь заглянула в комнату и сухо, хоть и вежливо, кивнула Насте, а Ирина и вовсе не показалась.

— Это хороший гость! — громко и радостно воскликнула Ветка — так, чтобы Ирина ее услышала и показалась все-таки. — Это же Настя! Мы с ней старые знакомые. Проходи.

Настя робко прошла и робко села на диван, стараясь не коснуться вышитой диванной подушки. Вид у нее был очень виноватый, какой-то даже несчастный. Но и Ветка чувствовала себя ничуть не лучше. Она боялась, что Настя заговорит об интернате, о Каменске, и не знала, как предупредить эти события.