Утренний свет (Повести)

— Пора тебе понять, Катя, — басовито сказала Степанида, — ни в горе, ни в радости ты не одна. Хватит одной-то в норе сидеть.

— Я и  т а м  не одна, — тихо, чтобы не расслышала Зоя, возразила Катерина.

— Скажешь тоже… Т а м  жизнь хоронят, — пронзительно шепнула Степанида и для убедительности легонько потрясла своими сильнущими, прямо-таки мужицкими кулачищами.

В Степанидиной комнате Зоя, сбросив пальто, сразу же распахнула дверцы шкафа, и обе они, Катерина и Зоя, увидели новое шелковое платье в блеклых некрупных цветах.

Зоя вынула его и, не снимая с плечиков, бережно разложила на диване.

— Теперь причесываться, — скомандовала она, упиваясь своей в некотором роде начальственной ролью.

Катерина отвела смятенный взгляд от цветастого платья и послушно распустила косу. «Когда же Вася успел? — думала она, скрывая лицо душистой волной волос. — Позаботился… поди, сколько перебрал! Уж очень броское… Как надену?»

Но ей и рассуждать особенно не пришлось: в комнате, привлеченная шумом, появилась Степанидина соседка, молодая, но довольно уже грузная женщина в халате. Услышав, кто они и в чем тут дело, она с ходу принялась помогать.

Толстую Катеринину косу ловко уложила вокруг головы, а когда Катерина довольно-таки нерешительно натянула на себя новое платье, соседка с непостижимой быстротою переставила на поясе какие-то крючочки и пуговки, после чего, склонив голову к массивному плечу, безапелляционно заявил, что платье «ужасно» к лицу Катерине. Потом она сходила в свою комнату и принесла коробочку с пудрой и тюбик губной помады.

Катерина шарахнулась от всего этого, как от огня: ни пудриться, ни красить губы ей еще в жизни не приходилось.

— Ну что же, вот и разговелась бы ради такого случая, — со смехом сказала соседка, и Катерина окончательно смутилась.

— Спасибо, не требуется, — пробормотала она и заторопилась к выходу.

До Кремля предстояла не близкая дорога, надо было сделать две пересадки, но это уже была Зоина забота, и Катерина наконец-то могла погрузиться в сосредоточенное молчание.

Наступил торжественный и важный час жизни, вначале так ее устрашивший! Скоро она возьмет в руки  с в о й  орден, и как же это удивительно и непонятно: орден нашел ее, обыкновеннейшую женщину, среди миллионов людей огромной страны! Ошибка это или… Но ведь Пахомов сказал: «Имей в виду, Катерина Степановна: завод особо уважает клепальщиц».

Нет, теперь она не хотела, чтобы это было ошибкой.

Но если б могла она вместе с темным платьем снять с себя страх перед судьей всевидящим и робость перед земными простыми радостями, которым еще боялась отдаться безраздельно! И страх, и робость, словно тяжелая ноша, давят ее, горбатят, сгибают широкие ее плечи. Освободится ли она, отбросит ли могильную плиту или и дальше надвое будет жить — по-одному на заводе, по-другому в молитвенном доме? Лгать там или лгать здесь — выбирай…

— Нигде, — с досадой и болью вырвалось у нее: не умела, не могла она лгать.

Зоя удивленно взглянула на нее, и тогда она насильно улыбнулась:

— Это я так.

— Нам выходить, — вдруг встрепенулась Зоя и для верности взяла ее за руку.

Почти у самых Боровицких белых ворот навстречу невесть откуда вывернулся Василий, приодетый в праздничный костюм, немного сконфуженный.

— Вася! — вскрикнула Катерина, порывисто шагнув к нему. — Чего-то боюсь я…

— Ну вот… выдумала тоже, — нетерпеливо сказал он и вдруг улыбнулся, разглядев в распахнувшихся полах пальто светлое цветастое платье.

Катерина смутилась, но все-таки нашла в себе силы спросить, как же он оказался у Кремля.

Василий путано принялся объяснять, что приехал со сменщиком, ихняя машина пошла сегодня в Москву за оборудованием и в обратный путь тронется не скоро. Сменщик будет ждать на Театральной площади, чтобы отвезти домой, в поселок, всю компанию, вместе с Зоей и Степанидой Кузьминичной.

— Кузьминичной? — чуть насмешливо подхватила Катерина. — Быстро вы с Паней-то столковались!

— А как же, — Василий заулыбался и даже рукой взмахнул. — Мы с ней чуть ли не весь вчерашний день по магазинам лётом летали. Сильна ваша Паня!

Спохватившись, что все еще не объяснил, для чего он собрался везти Степаниду и Зою к ним в поселок, Василий добавил:

— Отметить надо, Катя… Обмыть, как говорится, орден. Я для того вас и ждал, надо же сказать, куда вам из Кремля идти. А теперь ступайте, — он кивнул на ворота. — Я куплю еще кое-что. Степанида, знаешь, как наказывала: «Ты не вздумай, говорит, красненьким меня ублажать, я, говорит, белое уважаю. Выпить да песню заиграть — разлюбезное дело». Ну пусть пошумит, Катя. Ты уж не препятствуй.

— Пусть пошумит. Только сам-то не вздумай раньше сроку шуметь, смотри не опоздай на Театральную.

Она насмешничала от смущения: глаза ее будто помощи или участия у него просили. Василию от этого стало не по себе, и он торопливо заверил, что сбегает в магазин, а потом прямо двинет на Театральную.

Тут Зоя прервала разговор, напомнив, что надо идти.