Утренний свет (Повести)

В нетерпенье она слегка даже подтолкнула Катерину. Вдвоем они миновали Боровицкие ворота, затем, подгоняемые весенним ветерком, стали подыматься на брусчатую горбину Кремлевской площади.

Каждый шаг приближал их к Большому Кремлевскому дворцу, над круглым куполом которого беспокойно и резко плескался флаг.

XVI

Метания Катерины не прошли даром: уши у нее напрочь «заслонило», как только закрылись за спиной высокие, зеркально блеснувшие двери дворца.

Зое, как настоящему поводырю, пришлось провести ее в гардеробную и заботливо раздеть. Потом она разделась сама и тщательно оправила «призанятое» платьице.

Обе рука об руку медленно прошли мимо зеркала в рост человека, и тут Катерина увидела себя всю, в новом, ловко сшитом, красивом платье, в новых, немного грубоватых против наряда, туфлях и с темным венцом прически, — увидела и до того не узнала себя, что даже приостановилась.

Потом они долго подымались, словно плыли, по лестнице, застланной ворсистым бордовым ковром; наверное заглушавшим шаги, — Катерина видела все, но не слышала, как в немом кино. Наверху их дожидалась женщина. Она что-то сказала Катерине, затем, поняв, что тут нужна помощь, обратилась к Зое:

— Скажи своей маме, вручение наград состоится двумя часами позже… Можете пока осмотреть Кремль.

Зоя поблагодарила, вспыхнув до корней волос, и повела Катерину в большой овальный зал, украшенный картинами в золоченых рамах, с мягкими диванами у стен.

Они уселись рядышком, Зоя погладила Катерине руку и жалобно взмолилась:

— Тетя Катенька, успокойтесь, нам еще два часа ждать, ну, успокойтесь, пожалуйста!

— Два часа? — спросила Катерина.

— Вы слышите? — вскрикнула Зоя и, не выпуская руки Катерины, оживленно затараторила: — Она сказала, можно Кремль осмотреть, это, значит, как цари жили. А вы знаете, как она вас назвала? Говорит: «Скажи…»

Зоя остановилась, будто наскочив на препятствие.

— Ну? — ласково понудила ее Катерина.

— «Скажи своей маме…» — прошептала Зоя и опустила пушистую голову, боясь, верно, взглянуть на Катерину. — Это сама она, я ничего…

— Хорошо сказала, — медленно произнесла Катерина. — Эх, Зоюшка…

— Я ничего, — робко повторила девушка.

— Сядь-ка. Ну вот и славно!

Она заставила Зою придвинуться поближе и успела приметить, как ученица ее торопливо удернула под диван маленькие ножонки в новых, но очень уж больших туфлях.

— Обувка у нас с тобой… — дружески усмехнулась Катерина. — Не под такой паркет.

— Мне всегда на два номера велики попадают, — доверительно призналась Зоя. — Вот из первой получки куплю свой номер… тридцать четыре.

— Купим. Я Васе скажу. Он тебя уважает, все спрашивает.

— Как хорошо, — шепнула Зоя. — У меня сегодня такой день, будто я сама орден получаю.

Они помолчали, глядя на женщин, входивших вереницей, — праздничных, принаряженных, в туфлях с каблуками-гвоздиками, и совсем простеньких, загорелых, наверное от работы на воздухе… И тут Катерина спохватилась:

— Ты, Зоя, может, Кремль хочешь поглядеть?

— А можно?

Катерина наказала ей далеко не отбегать, не заглядываться, — ну как потом не пустят ее в самый главный зал! Сама же обещалась не сходить с этого места: ничто больше не могло в нее вместиться, так она поглощена была ожиданием и трудными раздумьями.

Ей думалось сразу о многом, и, поддаваясь нестройному потоку мыслей, она как-то не пристально, пожалуй, даже рассеянно приглядывалась к женщинам, неторопливо двигавшимся по залу. Среди них было довольно много пожилых и даже старых. Эти-то уж наверняка прошли сквозь темное горе войны и, может, оплакивали свои невозвратимые потери. На плечах у них, значит, тоже лежало бремя трудно прожитой жизни. Нелегкое бремя… Но все равно не такое, как у нее, Катерины…

Тут мысли ее перекинулись к Василию. Он тоже из войны к ней пришел.

«Совсем замордовала я мужика», — подумалось ей с такой жестокой ясностью, что даже сердце заколотилось: словно в каком-то мгновенном озарении сразу прошла перед ней вся их жизнь, от первых встреч и до последней, совсем недавней.

Каким оробелым, смятенным, не смеющим поддаться радости появился он перед ней у Боровицких ворот, как боязливо смотрел на нее, когда толковал о Степаниде, будто бы навязавшей ему заботы о собственной жене в день великого ее праздника. Вот ведь до чего дошло!

Катерина слабо улыбнулась, вздохнула и тихонько прошептала:

— Вася! Я перед тобой в ответе… За четырнадцать лет должна!

И тут мысли ее прервались — Зоя подлетела к ней, почти испуганно возвещая, что им пора идти. Девчушка в нетерпенье опять ее за руку схватила и так и не выпустила, пока они не вошли в поток женщин, устремившихся в Георгиевский зал.

Этот зал так поразил Катерину, что она, войдя, не могла сразу двинуться дальше, а постояла, привыкая. Очень здесь было бело — белые колонны, белые стены и на них белые с золотыми надписями мраморные доски. Свет огромных люстр во все стороны разбрасывал ослепительные сияющие блики… И как высоко! А посреди огромного этого зала темнели ряды обычных и каких-то здесь даже немного обидных венских стульев.