Утренний Всадник

В глазах его была такая ненависть, что даже Баян вздрогнул. Передвинув Смеяну к себе за спину и загородив собой, он приготовился принять первый порыв княжьего гнева. Его смуглое лицо чуть побледнело – впервые в жизни он увидел в брате лютого зверя, которого даже ему, возможно, не под силу укротить. Потом князь опомнится и пожалеет – но как бы не было поздно.

Держимир вдруг поперхнулся, словно подавился собственным гневом, хрипло и сильно закашлялся, согнулся, хватаясь руками за грудь. Его сотрясала крупная дрожь, он хрипел и задыхался, как чахоточный дед. Рухнув на колени прямо в снег, он мотал головой, хватался за горло, как будто пытался оторвать чьи-то цепкие пальцы. Его не держали ноги, у него не было сил жить, его душила ненависть – к этой девице, ко всем врагам, к своей собственной злой судьбе, опять обманувшей и предавшей в самый последний миг.

Звенила бросилась к нему, схватила его за плечо, но Держимир вскинул голову, дернулся и стряхнул ее руку.

– Уйди от меня! – хрипло, задыхаясь, выкрикнул он, и глаза его были страшнее глаз упыря. – Ты! – кричал он, кое-как поднявшись на ноги. Рукой он опирался о ствол дуба, но его шатало, как пьяного. – Ты, змея подколодная! Опять обманула! Всю силу из меня вытянула, хуже упыря, хуже Мары и Морока! Совсем загубила, а все обман! Одна беда! Провались ты пропадом, кикимора, лихорадка дурная! Уйди от меня, видеть тебя не могу!

– Послушай!

С лицом, искаженным смертельным страхом, Звенила кинулась к нему, но Держимир больше не хотел ее слушать и не мог терпеть рядом с собой. С усилием оттолкнувшись от ствола дуба, он вдруг схватил чародейку обеими руками за горло и стал душить, сжимая с такой силой и диким удовольствием, как будто чем хуже было ей, тем легче дышалось ему самому. Отроки охнули, вздрогнули, но никто не мог и шевельнуться, ужас приковал всех к месту. Такого они еще не видели! К ссорам между князем и его чародейкой все привыкли, но сейчас он не шутя хотел ее убить.

Звенила пронзительно хрипела, рвалась в отчаянной борьбе за жизнь, ее худощавое тело дергалось в сильных руках Держимира, глаза выпучились, из них бил дикий смертельный ужас.

Вдруг Смеяна вывернулась из-за спины Баяна, уронив плащ на снег, одним прыжком подскочила к Держимиру, вцепилась в его руку и попыталась оторвать ее от горла Звенилы. Держимир яростно дернул плечом, стараясь ее стряхнуть, но она удержалась и вцепилась зубами в его запястье.

Держимир вскрикнул от острой боли и мгновенной вспышки животного страха: острые зубы Смеяны прокусили вену, брызнула кровь, несколько ярко-алых пятен упало и загорелось на белом снегу.

Руки Держимира сами собой разжались, полумертвая чародейка упала. А Смеяна со звериной ловкостью отскочила в сторону и замерла. Она стояла по колено в снегу, убежать было бы трудно, но подошедший к ней в эти мгновения испытал бы на себе крепость ее зубов и ногтей. На ее губах и подбородке ярко алела свежая кровь, в лице было что-то настолько дикое, такая буйная сила леса горела в ее желтых глазах, что кто-то из отроков не смог сдержать крик ужаса, словно перед ними оказался оборотень или упырь. У Космата вспыхнула старая боль под давно зажившим шрамом, словно предупреждая: не приближайся!

Тяжело дыша, Держимир зажимал ладонью укушенную руку, кровь медленно просачивалась сквозь пальцы и падала на снег. Звенила хрипло постанывала возле его ног. Смеяна ждала, потихоньку приходя в себя, загоняя рысь поглубже в душу, как в нору. Она не питала никакой приязни к Звениле, но не могла смотреть, как сильный мужчина душит женщину – боги такого не позволяют, в чем бы ни была виновата эта лупоглазая «лебедь», знакомая по той летней ночи на огнище Ольховиков. Зато теперь Смеяна знала, что все рассказы про дурной нрав князя Держимира – чистая правда.

Через несколько долгих мгновений князь отвернулся от всех, обернулся к лесу, шагнул к толстому дубу и прислонился к нему, прижался лбом к промерзшей коре. Отроки перевели дух и стали переглядываться: обошлось! Хотя это как сказать…

Дозор помог Звениле подняться, кое-как поставил ее на ноги, но она не могла стоять и снова села прямо на снег. Чародейка дрожала, звон подвесок казался суетливым, испуганным, жалким.

– Уберите ее! – глухо сказал Держимир, не поворачиваясь. – Уберите. Больше никогда… Увижу – убью.

Его мутило от ненависти к этому звону, но не было сил продолжить начатое. Вспышка гнева сгорела и кончилась. Но осталась убежденность: больше он не сможет жить и дышать рядом со Звенилой. Ее ворожба выпила из него все силы, но не дала ничего взамен. Его сердце остановится, если чародейка еще хоть раз подойдет близко. Ненависть утомляет гораздо сильнее, чем любовь, и Держимир изнемог под ее тяжким бременем.