Дарована не слишком любила своего названого брата: она так и не смогла простить Огнеяру свой испуг при том давнем похищении, а в глубине души ее язвило и его пренебрежение – ведь он отверг ее руку, которую Скородум готов был ему отдать, и женился на какой-то девчонке, которую Дарована даже не видела и никак не желала признать ее превосходство над собой. Несмотря на всю любовь к Огнеяру ее отца и мачехи, Добровзоры, Дарована ни на миг не забывала, что он – оборотень, существо непонятное и опасное. И никогда ее неприязнь не была так понятна и оправдана, как сейчас.
Огнеяр казался усталым и тяжело дышал: длинные черные волосы липли к потному лбу и к щекам, накидку он где-то сбросил и пришел в одной рубахе; на плечах виднелись темные мокрые пятна. «Опять оборачивался!» – догадалась Дарована, уже знавшая, что эта дрожь и тяжелое дыхание появляются у него после смены шкуры.
Но вот она взглянула на его лицо и вскрикнула: на щеках и на подбородке Огнеяра виднелись следы свежей крови. Подходя, он вытер лицо рукавом, но только размазал, а не стер. Рот его кривился, показывая клыки среди верхних зубов, а лицо казалось застывшим, тупым и жестоким, нечеловеческим.
– Не подходи! – Дрожа от ужаса и отвращения, которых не могла побороть никаким усилием воли, Дарована попятилась и прижалась спиной к столбу.
– Чего? – хрипло спросил Огнеяр, но глянул на ее бледное лицо и остановился в трех шагах перед ступенями храма.
– Тебе чего? – морщась, не в силах справиться с собой, воскликнула Дарована. – Ты зачем пришел, оборотень? Уйди отсюда! Не гневи Макошь! Ты…
– Да ладно тебе! – с раздражением отозвался Огнеяр, снова вытирая лицо грязным окровавленным рукавом.
Для него не было тайной, как относится к нему сводная сестра, и приступы ее брезгливого страха весьма его раздражали. Сколько сил он потратил, стараясь побороть ее отчуждение и добиться отношения хотя бы наполовину человеческого! Внешне, из любви к отцу и к мачехе, Дарована обращалась с ним вежливо, но Огнеяр знал, что в глубине души она все так же считает его чудовищем, как и в первый день их знакомства.
– Сколько же ты человек загрыз, оборотень? – с содроганием вымолвила Дарована.
От отвращения ей хотелось рыдать, и она с трудом держала себя в руках.
Огнеяр бросил на нее досадливый взгляд поверх рукава, опустил руку, облизнул уголки губ, и Дарована отвела взгляд, не в силах видеть его клыки.
– Я людей не грызу, сколько тебе говорить! – отрезал он, устав повторять ей одно и то же. – Так, коней… сколько-то. А людей я не трогал. Не надо было Велемогу сюда ходить – целее бы был.
– Ах, Велемог тебе не нравится! – воскликнула Дарована, полная негодования, которое в ней возбуждала его оборотническая природа, и даже не выискивая для гнева оснований поумнее. – А раньше-то на Держимира зубы скалил: шалит, дескать, на твоей земле! А теперь он тебе лучший друг? Видала я, как ты с речевинами разделался! Стая твоя вдоволь погуляла!
Лицо Огнеяра вдруг дернулось и приняло такое непримиримо жестокое выражение, что Дарована вздрогнула и пожалела о своих словах. Ей и в самом деле не стоило этого говорить: Стая Огнеяра потеряла убитыми пятерых, поскольку в волчьем обличье отроки не могли защищаться от оружия.
– Вот что… о Держимире, – несколько раз глубоко вздохнув, подавляя боль, сквозь зубы выговорил Огнеяр. – Велемог разбит. Поле за Держимиром. И я ухожу, мне тут больше нечего делать. Пойдем – домой отвезу. Хватит тебе здесь.
Дарована молча покачала головой. В эти мгновения Огнеяр внушал ей такой неодолимый ужас и отвращение, что она не пошла бы за ним никуда, даже в Сварожий Сад.
– Держимир скоро будет здесь, – продолжал Князь Волков. – Ему тоже в чашу глянуть надо. Я так слышал. Тебе лучше отсюда уйти.
– Я с тобой не пойду. Никуда, – отчеканила Дарована, почти его не слушая, не вникая в его слова и заботясь только о том, чтобы голос не дрожал. – Уходи. Не гневи богиню. Оборотень!
Оборотень! Это и была та причина, по которой она не желала иметь с ним ничего общего. Несколько мгновений Огнеяр смотрел на нее, и Дарована отвела глаза, подавленная мерцанием красной искры на дне его темных глаз. Но ее бледное замкнутое лицо полно было решимости; Огнеяр знал свою названую сестру и не мог отказать ей в твердости и присутствии духа. При всей внешней нежности и мягкости обращения Дарована глиногорская была достойна своего княжеского рода.
Несколько мгновений оба они молчали, и Дарована изнывала от нетерпения избавиться от него. Потом Огнеяр сделал шаг назад.
– Ну как знаешь! – только и сказал он, не имея желания уговаривать ее.
Дарована не ответила и не подняла глаз. Любое слово только затянуло бы эту мучительную для нее беседу. Она не хотела даже попрощаться. Огнеяр пошел прочь. У самых ворот святилища он частично подавил раздражение, вспомнил о Скородуме и обернулся. Дарована стояла на пороге храма и провожала его глазами, готовая скрыться внутри, едва лишь он уйдет.
– А если что… зови, – сказал Огнеяр и шагнул за ворота. Он мог на нее обижаться, но не смог бы бросить без помощи.