Утренний Всадник

Держимир стоял в трех шагах позади чародейки, с трудом дыша, слыша в ушах неприятный звон то ли от ее подвесок, то ли еще от чего-то. От него ничего не требовалось, но он совсем обессилел за время ворожбы. Ему было отчаянно холодно, точно это его собственную кровь Звенила на ладонях протягивает к жадной пасти огня. Блеск пламени казался нестерпимым, Держимир жмурился и не мог поднять век: они казались тяжелыми, как два щита, окованные железом. Но и с закрытыми глазами он видел все то же: тьму, а во тьме – отблески пламени.

Звенила выпевала слова заклятий то громче, то тише, то быстрее, то медленнее, и Держимира обдавали то порывы холода с ночного неба, то потоки жара от огня. Голова кружилась, память и способность определяться в пространстве туманились и пропадали, и Держимир сам не понимал, явь это все или тяжелый, неприятный сон, полный давящего бессилия. Выкрики чародейки путались, отдавались со всех сторон; порой на князя накатывало ощущение, что вокруг него кипит яростная битва и вражеские клинки звенят над самой головой, а он не чувствует рук и не может поднять меча для защиты. Загнанная в уголок душа вопила от ужаса, но вдруг битва исчезала и Держимир уже чувствовал себя внутри темной грозовой тучи, а ледяной звон оказывался звоном града. Обжигающие холодом градины били его по плечам, по лицу, а он не мог поднять рук и закрыться от них. И он даже не помнил, ради чего все это было начато и чьей волей делается.

– Камень и дерево разбивает грозная громовая стрела, и камню и дереву тем вовек не срастись, в одно место не сойтись! – завывал голос Звенилы.

Она кричала все громче, пронзительнее, Держимир уже не улавливал связи слов, а только грозные образы вспыхивали и оглушали его, как удары.

– Голос Грома Перунова в колесе, свет от молнии твоей! Вселенная движется и трепетна есть Земля! Колесо Огня по поднебесью мчится!

Молчаливый Зней обеими руками поднял над головой огромный молот и со всего размаха обрушил на каменный жертвенник. Железо с грохотом ударило о камень, посыпались жгучие искры, и в ответ где-то высоко-высоко в темном небе раздался глухой гулкий удар. Дрёмичи по всей земле поднимали головы к кровлям изб, сотворяли оберегающий знак огня: голос Перуна темной глухой осенью был удивительным и пугающим предзнаменованием.

– Голос Грома в колесе! – вопила Звенила, трясясь всем телом, чуть не падая головой в жертвенный огонь.

Напрягая каждый мускул, Держимир силился сбросить чары, вырваться из оков тьмы и огня. Все его существо возмущалось против этого голоса, этих безумных глаз, преследующих его всю жизнь. Неужели так и нужно? Неужели он должен всю жизнь кормить эту женщину своей кровью?

Держимир сам не знал, откуда ему пришла в голову эта страшная и непонятная мысль, но додумать ее до конца он не успел. Голос чародейки внезапно перешел в истошный крик, словно ее рвали на части. Оковы ослабели, Держимир поднял веки. И застыл, не в силах опустить глаз. По черному пространству неба катилось громовое колесо, пламя пылало в нем и жадными языками лизало ночную тьму.

* * *

– Сестричка, взяла бы ты меня за руку! – притворно-жалобно затянул Взорец во дворе, и отроки дружно смеялись в ответ. – Ох и темень же! Хоть бы месяц выглянул!

– Не дождешься – ведь новолуние! – отвечали ему. – А боишься – так посиди дома, а все пироги наши будут!

Светловой смеялся вместе со всеми. На свежем воздухе как-то сразу стало легче, томящая тревога отпустила. Смеяна звонко хохотала, но ее смех звучал лихорадочно и натужно. Она первой сбежала со ступенек крыльца и пролетела через двор, оглядываясь на каждом шагу. Глаза ее светились в темноте ярким желтым светом, и не у одного из отроков мелькнула мысль – как у оборотня. Может, факелы отсвечивают?

– Идите за мной – я не споткнусь! – кричала Смеяна на бегу. – Глядите, скоро снег пойдет – видите, каких туч Стрибог нагнал! Скорее! Скорее!

От нетерпения она подпрыгивала на месте, металась, то бежала вперед, то оборачивалась, призывно махала руками, вертелась, как собака, которая всеми силами зовет хозяев за собой, но не умеет объяснить зачем. Ноги сами несли ее, точно их отталкивала земля, тело сотрясала лихорадочная дрожь, миг промедления казался мучением. Ей хотелось как-нибудь сгрести в охапку всех этих копуш и бежать с ними отсюда. Теперь Смеяна уже не искала объяснения своему беспокойству, а отдалась ему всем существом. Сейчас она понимала, каким образом птицы узнают о приближении мертвящей Зимерзлы и находят дорогу в Ирий. В каждом ее движении скользило что-то звериное; хорошо знакомая девушка вдруг показалась другой, и кое-кто из отроков замедлил шаг.

– Да как же мы домой-то пойдем? – ворчал на ходу Скоромет.

Ему совсем не хотелось идти к Ольховикам, и он пошел только по привычке всегда быть рядом с княжичем.

– А мы вовсе не пойдем! – с наигранной бодростью ответил ему Миломир и хлопнул по плечу. Его сильно тревожило лихорадочное веселье Смеяны, но он старался не подать вида, чтобы не пугать других. – У добрых хозяев ночевать останемся. А, краса-девица? Найдете нам местечко?