Утро без рассвета. Колыма

— Обстоятельства заставляют быть таким, — усмехнулся следователь.

— А чего объездным путем не поехал?

— Каким? — удивился Аркадий.

— Машиной. По дороге.

— Не знал.

— Правда, там — не легче.

— Почему?

— Три речки переезжать надо. А лед тронулся. К тому же мостов

нет.

— А речки широкие?

— Шоферы не согласились бы все равно тебя везти.

— Почему? — недоумевал Аркадий.

— Они — не я. Рисковать не станут ни за что. Ни за какие деньги. Это точно. Проверено много раз.

— А что? Дорога та опаснее моря?

— Черта с два. Просто им халтура не нужна. И приработки тоже. На зарплату живут. Не то, что я.

— А тебе не хватает?

— Мне-то бы и хватило! Так ведь не только для себя живу. После того случая в море, троих детей ращу. Ребят наших. При бабках они. Но бабка им отца не заменит. И с меня отец тоже не состоялся. Так хоть деньгами. Сколько могу. Слава Богу, что берут, не брезгуют. Вот и нужен мне приработок. Хоть для этого надо жить. Как дальше будет — не знаю.

— А я думал, тебе на выпивку не хватает, — проговорился Яровой.

— Кой черт! Не столько пью, сколько бреху про меня. А кто сулит меня, сам втрое больше пьет. Все потому, что виновный однажды — всю жизнь виноват. Во всем! В том, что жив, и в том, что сыт. В том, что дышит. А умри и снова виноват. Так-то оно, браток!

И уехал бы я отсюда, да совесть держит. Память. А она — ох и тяжелая! Вместо камня на шею повесить — ни за что не всплывешь. Что мне укоры, разговоры, сплетни, пересуды? Я сам себя давно осудил, в тысячи раз больше, чем они — вместе взятые. И каждую минуту помню, что зря я выжил, зря не утонул. Хоть бы вместо кого другого. Жизнь давно опостылела. И ничего в ней я не пугаюсь и не страшусь. Только себя самого. Да за ребятишек страшно. Все боюсь, вдруг вырастут и потянет их в море, как отцов. А как судьба их сложится?

— Они должны быть счастливее. И судьба у них будет другой. Не твоею.

— Хорошо бы! Да только как знать?

— Но ведь и сегодня тебя море уберегло. Не дало погибнуть. А значит нужен ты жизни. Может ради детей оно тебя пощадило.

Федор сдвинул брови:

— Не море! Сегодня сами себя спасли.

Когда Яровой на берегу полез в карман, чтобы рассчитаться с Федором, тот остановил его:

— Не надо!

— Почему? Возьми. Детям будет.

Сегодня я твой должник. И за них, и за

а Яровой ушел уже далеко, Федор задумчиво почесал затылок. Вот же черт. Забыл! Забыл узнать, как зовут его.

Аркадий нашел председателя Анапкинского сельсовета уже вечером. Ильтын, услышав, откуда он и зачем, сказал:

— Костя сегодня вместе со всеми корюшку ловит. Вернется лишь через две недели.

— А вызвать его сюда можно? — спросил следователь.

Вызвать? Можно. Но нельзя, — ответил

— Как это.

— Корюшку ловить надо. А как без Кости? Он теперь бригадир. Вместо Отке. Без него не смогут люди. Он, однако, начальник. Все знает и умеет.

— Так мне он ненадолго нужен! Корюшка тоже недолго идет. А у нас — план. Каждый час дорог. Не могу отрывать. Начальство ругаться будет.

— Ну, а как же

— Подожди пока корюшку наловим. Сам приедет.

— Так ждать мне некогда.

— У нас тоже времени нет.

— Тогда отвезите меня к нему, — сказал следователь.

— И-и-и, паря, зачем везти. Ногами все ходим. Машин у нас нет.

— А далеко это?

— Однако, два дня бежать надо, — ответил Ильтын.

— Я слышал, у Кости сын есть. Он где теперь? — спросил

Аркадий.

— Дома.

— Здесь в селе?

— Конечно.

— Один живет?

— Не совсем так. Его все село бережет. Все люди. К нему приходят.

— А если и я зайду?

— Иди. Митянька — второй Костя.

— Где они живут? — спросил следователь.

— А вон их дом. Напротив. Видишь?

— Вижу. Спасибо.

Аркадий подошел к дому, постучался.

— Входите! — услышал он звонкий мальчишеский голос.

— Здравствуй, Митянька!

— А откуда ты меня знаешь? Ты волшебник?

— Нет. Я не волшебник, — признался Аркадий.

— Ты Алладин?

— Нет. Я Яровой.

— А я — Дмитрий Константинович Чумаев!

— А я к тебе в гости!

— Вот хорошо. А то у меня танк заводной сломался и починить некому. Вот ты и исправь, — сунул Митька игрушку Аркадию и сел напротив.

Яровой растерялся. Такими милыми вещами ему еще никогда не приходилось заниматься. Но что делать? Надо попробовать.

— Дай-ка мне отвертку? — попросил мальчишку.

— Ты что, военным решил стать? — спросил Яровой.

— Нет. Папка сказал, что лучше стать доктором.

— А ты как хочешь?

— Только папке не говори. Ладно? Я в рыбаки собираюсь, как

он.

— Почему?

— Море люблю.

— А почему отцу не говорить?

— Болеть будет. Он не хочет, чтоб я в море работал.

— Почему?

— Мамка моя в море потонула. Вот и боится он за меня.

— Утонула?

— Да. Я тогда нагуляный был. Потому и мамку никто не любил, не спас.

— А отец?

— Он не знал. Да и мамка не жила в этом доме. Чужие мы были. А когда потонула она, меня отец забрал. Насовсем. И теперь я не нагуляный. Он мне каждый день конфеты покупает. Шоколадные. Сколько захочу! И костюм купил. И фотоаппарат, и велосипед! — взахлеб хвастался мальчишка.

Видно сельчане давно знали об этом. И мальчонка теперь Яровому хвалился. Он новенький. Не знает. А Митяньке так хотелось доказать и ему, что он теперь не нагуляный, раз у него есть отец. Да какой! Добрый! Сильный!