Утро богов

Что это было? Вот мое предположение: остаток удара был еще очень силен, опасен. Исиде пришлось разделить его на две части. Два случая вместо одного смертельного. Такова алгебра магии.

После каждого происшествия — и после этого тоже — поздно вечером в нашем дворе, где кусты и деревья, раздавались до поздней ночи дикие кошачьи вопли, визг. Это всерьез. Я должен был закладывать вату в уши, пока читал. Хотелось ворваться во двор с парой хороших булыжников. И я бы сделал это непременно… Что же остановило? Возникла отчетливая мысль: не ходи, там ты никого не найдешь — ни кошек, ни собак, ни других домашних животных. Я выражаю мысль по-своему. Тогда же она показалась мне короткой, резкой, как приказ. Почти без слов.

Я остался лежать на тахте под бра, перечитывая авестийские мифы. В одну минуту за окном все смолкло. До следующего раза.

Таковы внешне очень простые законы магии. Все наблюдаемое имеет глубинные причины, второй план, невидимый, иногда неощутимый. Разрушить этот план или слой иногда просто, а иногда невозможно.

Полезны были бы пояснения. Я думаю, что смерть Александра Вампилова, молодого сибирского писателя, является актом неосознанной симпатической магии. Один из его товарищей снимал его кинокамерой плывущим на лодке. Камеру он переворачивал, так что и лодка и сам Вампилов тоже переворачивались. Ему это нравилось. В этом-то все дело!

В другой раз лодка с Вампиловым перевернулась в самом деле, а не в объективе кинокамеры. Это и есть симпатическая магия: подобное вызывается подобным. Не всегда. Скорее очень редко. Но бывает. Зависит от таланта и способностей исполнителей. В данном случае талант вне сомнений.

Но это второй, глубинный план или пласт. Каков же первый? А он самый что ни на есть очевидный, естественный: почти совсем затонувшее бревно-топляк пробило борт лодки. Отметим, без второго пласта нет первого. Главный закон подлинной магии: чудес не бывает, всегда можно найти естественную причину. Это и останавливает внимание на внешнем, первом уровне событий.

Для мага-аналитика мир видится иначе. К этой разновидности профессионалов я отношу и себя. Почти всегда мне удается найти глубинные пласты. Вся жизнь дуальна, двойственна (я повторяю, кажется, то, что я писал, но это очень важно).

Мог бы привести много примеров. Но эта россыпь казалась бы подогнанной под концепцию. Ведь по любому поводу можно создать целую кунсткамеру для иллюстрации якобы универсального закона. Жизнь-то бесконечна в проявлениях и судьбах людей, неисчерпаема!

Я поступлю иначе.

Продолжу рассказ о моей поездке на Байкал, к тому месту, где погиб Вампилов. Это исток Ангары. Нас было несколько человек, в том числе покойный Владимир Тендряков и директор одного из центральных издательств журналист Тамара Шатунова. Шел восемьдесят четвертый год. Мы видели Шаманий камень у истока Ангары — там всегда шумит вода, это, по слухам, средоточие самых непонятных сил. Местный центр магических воздействий.

Со мной там было так; я потерял обратный авиабилет до Москвы. Обнаружилось это не просто в день нашего отлета, а за два часа. Билетов уже не было ни в одной из касс.

Завораживающий внимание Шаманий камень словно требовал остаться. Он явно не хотел, чтобы я, после того как выведал здесь тайну гибели Вампилова, улетел. Допускаю, что это мое преувеличение. Но дальше… дальше! Тамара Шатунова, красивая женщина с магическим взглядом темных глаз, приглашает меня в машину и обещает благополучный исход в аэропорту, то есть посадку без билета. Фантастика. Но все сбывается. Она куда-то звонит, кто-то звонит в аэропорт, меня пускают в самолет, следующий дальним рейсом, без билета. Это еще не магия. Такое бывало.

Далее события развиваются уже по магическому сценарию. Самолет садится в промежуточном аэропорту. Там идет заправка, меняется кто-то из экипажа, появляется новая стюардесса. Хотя должна как будто остаться бы старая. Владимир Тендряков и Тамара Шатунова уходят из салона, оставив меня. Все пассажиры направляются в аэровокзал на три-четыре часа. На прощание Шатунова говорит мне:

— Володя, вам нельзя выходить из самолета. Ни за что! Вас не пустят обратно!

— Но и здесь мне оставаться нельзя! — возражаю я. — Меня удалят, это же грубейшее нарушение режима полета. И вообще.

— Останьтесь! — говорит она. — Быстро накройтесь с головой пальто, ясно?

У нее такой тон, что я верю. Просто. Детская хитрость. Как в игре, которую разучивают даже не в детском саду, а в яслях. «Накройтесь с головой пальто!» Неплохо, а? Была весна, но в Иркутске держались еще морозы, и я взял с собой тулуп.

Когда они скрываются с Тендряковым из виду, я под тулупом начинаю понимать, что меня все равно увидят — первой уборщица, потом…