Утро богов

— Я сделал вид, что не слышу, — продолжал он. — Неожиданно Карнеби обозвал меня лгунишкой и принялся спорить со мной, когда я заявил, что все это правда. Я сказал, что знаю, где находится эта зеленая дверь, и могу провести их всех туда, — каких-нибудь десять минут ходу. Тут Карнеби, приняв вид оскорбленной добродетели, заявил, что я должен подтвердить свои слова на деле, а не то мне придется плохо. Скажи, тебе никогда не выкручивал руку Карнеби? Если да, ты, может быть, поймешь, что произошло со мной. Я поклялся, что мой рассказ истинная правда.

В то время в школе некому было защитить меня от Карнеби. Правда, Кроушоу сказал что-то в мою защиту, но Карнеби был хозяином положения. Я испугался, взволновался, уши у меня разгорелись. Я вел себя, как дурачок, и под конец, вместо того чтобы пойти одному на поиски своего чудесного сада, я повел за собой всю компанию. Я шел впереди с горящими ушами, с воспаленными глазами, с тяжелым сердцем и сгорая от стыда, а за мной шагали шесть насмешливых, любопытных и угрожавших мне школьников… Мы не увидали ни белой стены, ни зеленой двери…

— Ты хочешь сказать…?

— Я хочу сказать, что мне не удалось ее найти. Я так хотел ее разыскать, но не мог. И впоследствии, когда я ходил один, мне также не удалось ее найти. В то время я так и не разыскал белой стены и зеленой двери. Теперь мне кажется, что все школьные годы я искал зеленую дверь в белой стене, но ни разу не увидел ее, ни единого разу.

— Ну, а как обошлись с тобой после этого товарищи?

Зверски!.. Карнеби учинил надо мной лютую расправу за явную ложь.

Помню, как я прокрался домой и, стараясь, чтобы домашние не заметили, что у меня заплаканные глаза, тихонько поднялся к себе наверх. Я уснул весь в слезах. Но я плакал не от обиды, а о потерянном саде, где я мечтал провести чудесные вечера. Я плакал о нежных, ласковых женщинах и ожидавших меня товарищах, об игре, которой я снова надеялся выучиться, — об этой чудесной забытой игре…

Я был уверен, что если бы тогда не рассказал… Трудное время наступило для меня, бывало, по ночам я плакал, а днем витал в облаках.

Добрых два семестра я небрежно относился к своим обязанностям и получал плохие отметки. Ты помнишь? Конечно, ты должен помнить. Ты опередил меня по математике, и это заставило меня снова взяться за зубрежку.

3

Несколько минут мой друг молча смотрел на красное пламя камина, потом опять заговорил:

— Я вновь увидел зеленую дверь, когда мне было уже семнадцать лет. Она внезапно появилась передо мной в третий раз, когда я ехал в Падингтон на конкурсный экзамен, собираясь поступить в Оксфордский университет. Это было мимолетное видение. Сидя в кебе и наклонившись над фартуком, я курил папиросу и, без сомнения, считал себя безупречным светским джентльменом. И вдруг появилась стена, дверь, и в душе всплыли столь дорогие мне незабываемые впечатления.

Мы с грохотом проехали мимо. Я был слишком изумлен, чтобы сразу остановить экипаж. Мы проехали довольно далеко и завернули за угол. Затем был момент странного раздвоения воли. Я постучал в стенку кеба и опустил руку в карман, вынимая часы.

— Да, сэр? — сказал любезно кучер.

— Э-э, послушайте! — воскликнул я. — Да нет, ничего! Я ошибся! Я тороплюсь! Поезжайте!

И мы покатили дальше…

Я прошел по конкурсу. В тот же день вечером я сидел у камина у себя наверху, в своем маленьком кабинете, и похвала отца, драгоценная похвала, и разумные советы еще звучали у меня в ушах. Я курил свою любимую трубку, которая должна была придавать мне солидности, и думал о той двери в длинной белой стене.

«Если бы я остановил извозчика, — размышлял я, — то не сдал бы экзамена, не был бы принят в Оксфорд и наверняка испортил бы предстоящую мне карьеру». Я стал лучше разбираться в жизни. Этот случай заставил меня призадуматься, но все же я не сомневался, что ожидающая меня блестящая карьера стоила такой жертвы.

Дорогие друзья и пронизанный лучезарным светом сад казались мне чарующими и прекрасными, но странно далекими. Теперь я собирался покорить весь мир, и передо мной раскрылась другая дверь — дверь моей карьеры.

Он снова повернулся к камину и стал пристально смотреть на огонь; на краткий миг красный отблеск озарил его лицо, и я прочел в его глазах выражение какой-то упрямой решимости, но оно тут же исчезло.

— Да, — произнес он, вздохнув. — Я весь отдался своей карьере. Работал я много и упорно, но в своих мечтаниях неизменно созерцал зачарованный сад. С тех пор мне пришлось четыре раза мельком увидеть дверь этого сада. Да, четыре раза. В эти годы мир стал для меня таким ярким, интересным и значительным, столько открывалось возможностей, что воспоминание о саде померкло в моей душе, он отодвинулся куда-то далеко, потерял надо мной власть и обаяние.

Кому придет в голову ласкать пантер по дороге на званый обед, где предстоит встретиться с хорошенькими женщинами и знаменитостями?!

Когда я переехал из Оксфорда в Лондон, я был юношей, подающим большие надежды, и кое-что уже успел совершить. Кое-что… Однако были и разочарования…