Утро чудес

Летом я бросил заниматься футболом и начал курить. Может быть, я ходил бы на тренировки, но поменялся тренер. Новый тренер сказал, что у меня слабовата техника и игра головой. Было очень обидно. Ведь перед этим разговором мы провели контрольную игру, и я забил гол. И вот вместо похвалы слышал о себе, что плохой футболист. Я вспыхнул, грубо возразил тренеру и ушел. Потом он звал в команду, но я не захотел менять своего решения.

В августе приехала со сборов Лидка. На соревнованиях она выполнила норматив кандидата в мастера спорта. У нее было много разных новостей, но рассказывала она не очень охотно, во всяком случае, не так, как раньше. Она делала какие-то странные паузы и посматривала на меня с грустной иронией. А один раз отчего-то порывисто взяла мою руку, но тотчас отпустила и нехорошо, неестественно засмеялась.

Мы сидели у нее дома, слушали пластинки, а потом вышли на улицу. Вечерело, и в городе с первой влажной прохладой запахло печеными яблоками. Я сказал ей, что бросил заниматься футболом, объяснил довольно подробно причину такого решения, надеясь, что Лидка поддержит меня — все-таки я очень переживал свой уход из команды.

— Ну и глупо, — резко ответила Лидка. — Это нужно тебе. Тренера надо слушать, а не возражать и тем более не принимать дурацких решений.

— Лидок, ты всегда была очень умная, — занервничал я.

— Эдька, вот такой ты всегда. Ты же не прав, понял? — Лидка остановилась и повернулась ко мне. — Посмотри мне в глаза и скажи: «Да, я не прав. Я исправлюсь».

— Я этого не скажу.

— Ты очень упрямый, Клименко.

— Какой есть…

И мы поссорились.

…В девятый класс я пошел в другую школу.

* * *

… — Постой, Клименко, — окликнула Гальцева. — Я совсем забыла. Ты можешь остаться сегодня после уроков?

— Допустим. — Конечно, я могу остаться после уроков, тем более, если это предлагает мне сама Ангелина Гальцева. Я с радостью останусь.

Да, в новой школе я влюбился в девчонку с красивым именем. Я был уверен, что влюбился в нее навсегда. С каким нетерпением я шагал в школу!

Однажды на уроке литературы я нарисовал карандашом ее портрет. Это был шарж. Я смешно состарил Ангелину лет на тридцать. Если бы я изобразил ее красивой, то она бы сразу поняла, в чем дело. По-моему, девчонка не должна знать, что в нее влюблен мальчишка, иначе она начнет вить из него веревочки. Пусть догадывается. Шаржем я остался доволен я послал его с приписочкой «А. Г. от Э. К.». На перемене Гальцева шепнула: «Спасибо»…

— Сегодня заседание комитета комсомола школы. Мы тебя приглашаем. Ты не волнуйся, песочить тебя еще рановато. Просто ты хорошо рисуешь, а нам нужен серьезный художник.

Браво! Я — серьезный художник. Неужели один карандашный шарж раскрыл перед ней мои способности?

В клубе оказалось чертовски много работы. Я прихожу в клуб вечером после занятий. Вечером мне удобнее и больше шансов оставаться с Гелей вдвоем.

Мы работаем в большой комнате, в которой совсем недавно располагался духовой оркестр. Горьковатый запах духовой меди еще не успел выветриться из нее.

Я оформляю стенды, а Гальцева копается в газетах и журналах, выписывает из них все необходимое на отдельные листки. Потом согласовывает текст с кем-нибудь из начальства или не согласовывает.

У нас тема — героический путь комсомола. Очень много интересного. У Гели голова идет кругом от обилия информации.

— Веришь, я уже ничего не соображаю. Трудно кого-то выделить, — сокрушается Гальцева и пальцами трет виски. — У каждого свой труд и свой подвиг. Каждый интересен по-своему. Тут и военные, и геологи, и строители, и целинники…

— И наши земляки-шахтеры, — подсказываю я, глядя на кипы старых пожелтевших городских газет.

— И наших надо не забывать. А для всех места не хватит…

Конечно, в нашей стране много героев — молодых людей.

И о каждом хочется рассказать. Коротко, емко, броско. Честное слово — это сложно.

Информацию Геля читает вслух. И вот я узнаю, что комсомольцы-целинники Акмолинска уже начали готовиться к первому пятилетнему юбилею. Акмолинск… Акмолинск… Это очень далеко от нас. Точечка на карте — город целинников. Такой же легендарный, как Комсомольск-на-Амуре. Как же велика наша Родина! Акмолинск… Там тоже школы и такие же ребята, как мы, возможно, готовят свой клуб старшеклассников. В большой бывшей комнате духового оркестра мальчик и девочка оформляют стенды. Приятно об этом думать.

— Эдик, ты любишь стихи Асадова? — спрашивает Геля, однако хитренько усмехаясь. Я ее понимаю. Она уверена, что я не читал стихов Эдуарда Асадова. Она ждет. Но как можно не любить стихи Асадова? Я их часто слушаю по радио. Это же наш поэт!

Я бросаю в баночку кисть. Многозначительно, молча делаю два шага в сторону и громко, разумеется, паясничая, говорю:

— Асадов. Стихи о рыжей собаке. Читает тезка. Это я то есть.

Хозяин погладил рукою

Лохматую рыжую спину:

— Прощай, брат. Хоть жаль мне, не скрою,

Но все же тебя я покину…