Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

С и р и н. Нет, нет, что бы там ни случилось, Москва не даст в обиду Мамонтова.

А л е н у ш к а. Студенты! Идите-ка спать. Уже ночь. Утро вечера мудренее.

В а с и л и с а. У избушки на курьих ножках вас встретит дед. А мы принесем вам молока и хлеба.

Показывается Серов, разыгрывая из себя деда.

С е р о в. Да я их здесь встречу, не велик барин. Здравствуйте! Здравствуйте, господа художники! (Сплевывая в сторону) Народ добрый, да беспутный до легкомыслия и ребячества.

Девушки пугаются, художники переглядываются с недоумением.

А л е н у ш к а ( шепотом). Дед, а, дед, ты ли это? Что-то я тебя боюсь. Не бес ли вселился в тебя?

С е р о в. Я, я! Кто же еще? У меня (прикладывает пальцы к груди )крест. Его же никакому бесу не перейти. Правильно?

Б ы ч о к. Да не сон ли все это? Прекрасный и ужасный. Можете ли представить, господа, чтобы Лоренцо Медичи посадили в тюрьму?

Ф е б. Очень легко. Медичи могли укокошить кого угодно и друг друга. Ренессанс в Европе - кровавая история, помимо взлетов человеческого гения и мысли. Примем наш век  таким, каков он есть.

Б ы ч о к. Каков он есть? Нет, каким он будет.

Л е ш и й. Дед, а ты давно живешь здесь?

С е р о в. Давненько. Почти что с рождения. Еще прежних хозяев - Аксаковых - помню хорошо.

С и р и н. А ты, дед, будто не очень старый?

С е р о в. Да я могу сойти еще за молодого... Да еще шибче бываю иного хрена. Бабы знают хорошо. А вы покажите, что наработали.

Л е ш и й. А ты знаешь толк и в живописи?

С е р о в. А как же! Когда постоянно якшаешься с художниками, когда ты им и друг, и собутыльник, дедуля на побегушках, нельзя не разбираться в красках и линиях, что к чему как лежит и что думает о себе.

Ф е б. Кто думает о себе?

С е р о в. Ну, Феб или Леший, в зависимости от предмета.

Ф е б. Да откуда ты знаешь, как нас зовут?

С е р о в. Разве так вас зовут? Это я, к слову, о модели.

В а с и л и с а (рассмеявшись). Валентин Александрович, это же вы! Меня-то не проведете.

С е р о в. Ох, Василиса Премудрая! Околдовала ты меня. (Вдруг расхохотавшись,  предстает в своем обычном виде и уходит в сторону Абрамцевского парка.)

С и р и н. Ну и чудеса!

                 С е р о в
(

прохаживаясь один, про себя)Заехал я в Абрамцево проездом,
Хотя и знал, что никого здесь нет,
Но точно, как по зову тихой дали,
Отрады русских деревень от века.
Здесь с детства я бродил и рос на воле.
В семействе Мамонтовых, как родной
Я принят был еще ребенком робким,
На ласку отзываясь, как подсолнух,
Что к солнцу обращается головкой,
Весь в лепестках, со множеством семян.
И, кажется, всю юность я провел
Не в Академии, а в сих пенатах
В веселых ученических забавах
И весь в трудах, в разлуке долгой с милой,
Пока любовь не повелела: к ней!
И я обрел приют для жизни новой,
Для счастья и трудов моих вседневных;
А милое Абрамцево с тех пор,
Как утро дней сияет лучезарно,
Исток добра и красоты предвечной.
Но тучи заволакивают небо,
И села погружаются во тьму,
И молнии сверкают в отдаленьи,
За краем горизонта, где бушует,
Ну, впрямь побоище небесных сил,
И что вещает нам Илья-пророк?

Облака проносятся быстро, и проступают небосклоны с очертаниями лесов, гор и городов с главами церквей.

Сцена 2

Царское Село. Александровский дворец. Комната, отведенная для художника, с костюмами для модели и мольбертом. Входит  Николай II. Женский голос за дверью: "Ники! Он не пришел еще?"

               Н и к о л а й
Что, Аликс? Как всегда, приберегла
Напутственное слово напоследок?
Но я ведь приступаю не к делам.

 Входит Александра Федоровна.

Всего лишь буду я сидеть в тужурке,
Столь памятной для нас, и думать сладко
О счастье, что досталось тяжело,
Зато навечно...