Утро - ещё не день

- Отношения между сестрами - это всего лишь бытовая деталь, Майкл. Если ею умело воспользоваться, можно значительно облегчить себе работу. Важнее то, что Томас, вместо того чтоб привести нас к Райену, старается закрыть путь к нему.

- А разве вы надеялись на другое?

- Да, можно было ждать и иного. Можно было ждать, что Томас, чтоб обеспечить себе сотрудничество с Райеном, попробует подключить его к своим проделкам. Но, кажется, Томас остерегается привлекать Райена, боясь, что тот его уволит. И стремится как можно лучше использовать короткое время, которое у него осталось. Считает, что бессмысленно делиться с кем-то успехом, который может оказаться последним перед пенсией. Такой вариант не на пользу нам, Майкл.

- Скажите об этом Томасу.

- Это вы скажете ему. И не прямо, а через Сандру.

Я не возражал. Мой интерес ко всему этому разговору чисто академический.

"Можешь спокойно рассчитывать на меня, Уильям, - говорю я мысленно, но только до завтрашнего вечера. Завтра двадцать десятое".

- Этому хитрому глупцу Томасу надо втолковать, что для него крайне важно, чтоб к соглашению был подключен Райен, - говорит Сеймур, поднимаясь. - И надо, чтоб это втолковал ему человек, к которому он имеет полное доверие, такой человек, как Сандра.

- Вы тешите себя иллюзиями относительно моей близости к этой даме. Да, у меня был с нею короткий разговор с глазу на глаз, но...

- Для такого человека, как вы, близкие отношения с дамой - вещь нормальная, было бы желание, - говорит американец, прохаживаясь по комнате. - Женщины часто бОльшие реалистки, чем мужчины, так что вы, очевидно, сможете ее убедить. Можете даже пообещать ей что-нибудь.

- Что именно?

- Устранить Эриха, то есть Дейзи.

- Но вы же сами говорите, что Эрих вам необходим.

- О Майкл, не прикидывайтесь наивным. Обещать - это еще не означает выполнить. По крайней мере в нашей профессии нет такого правила.

- Как же ее убедить, что Райена надо привлечь любой ценой?

- Не торопитесь. Дойдем и до этого.

- А где гарантия, что Райен согласится?

Сеймур бросает на меня быстрый взгляд.

- Извечный импульс, Майкл, - это жадность. Согласно информации Франка, рыба уже готова "клюнуть".

- Франк говорит "через месяц-два".

- А почему "через месяц-два"? Потому что Райен надеется к тому времени избавиться от Томаса и заключить сделку сам.

- Значит, он будет ждать.

- Но он же не знает, что речь идет об одном и том же клиенте и об одном и том же гешефте. Надо, чтоб у него сложилось впечатление, что это срочное дело, неожиданная возможность провернуть быстрое и прибыльное дельце.

- Не вижу никакой гарантии, что он ухватился за это дело.

- Гарантии в самом деле нет. Но, прежде чем решить, взяться за это дело или нет, он проведет проверку, а это вынудит его встретиться с вами. Не забывайте, что для вас важнее встреча, чем соглашение. От гешефта не отказываются без веских причин, особенно когда его предлагает ваш помощник по службе.

- Возможно, вы правы.

- Что ж, в таком случае мы можем перейти к деталям.

Когда наконец все обсуждено и уточнено до мельчайших подробностей, на улице уже темно, мы сидим в полутьме. Только маленькая настольная лампа на буфете излучает бледно-синий свет. В большом окне на фоне темно-фиолетового ночного неба четко вырисовывается кафедральный собор, освещенный прожекторами. Американец замер около окна; кажется, он разглядывает собор, ибо внезапно спрашивает:

- Что вам напоминает эта громадина?

- Корабль.

- Вы не оригинальны. Он и построен так, чтобы напоминать корабль.

- Так почему он должен напоминать мне что-то иное?

- Кое-кто видит в нем окаменевший порыв. Извечный порыв человека подняться над собой.

- Может, и так. Я не очень в этом разбираюсь. Во всяком случае, сооружено крепко. Если он столько выстоял...

- Да, словно огромный зуб, что прогнил с течением времени и его непрестанно укрепляют - пломбируют. Непрестанно! И в этом также порыв, только напрасный, ибо невозможно избежать разрушительной силы времени. Он на минуту умолкает, потом продолжает дальше, будто говоря сам себе: Все гниет, распадается, превращается в пепел и пыль...

- А вы нисколько не изменились, - замечаю я. - Ваши размышления, как и когда-то, напоминают мне надгробную речь, что началась когда-то давно и продолжается безгранично долго.

- Зато вы совершенно безразличны к раздумьям, - бурчит Сеймур. - Вам все понятно. Вы человек благородных чувств. А благородные чувства предназначены для благородных призывов - отечество, класс и тому подобное.

- Вы возвращаетесь к очень давнему разговору, - говорю я, зевая. Собственно, что вас больше раздражает: то, что я чему-то предан, или то, что вам самому не за что ухватиться?

- Меня раздражает ваша наивная вера, будто правда на вашей стороне, спокойно отвечает американец.

- Разве я виноват, если правда действительно на нашей стороне?

- Вы как дети, - снисходительно ворчит Сеймур. - Хорошо, допустим, что правда на вашей стороне. Только какая польза от этого, если вместе с нами, грешниками, погибнете и вы, праведники, а после нас уже не останется никого, чтоб рассудить - кто был прав, а кто - нет?