Утро ночи любви

– Ловят бабочек, – нахмурился он.

– Старо. В смысле, старая шутка. Из какого-то фильма. Очень уж старого. С бородой.

– Старое не значит плохое.

– Тогда носи вещи из бабушкиного сундука.

– А при чем тут вещи? Я о вечном.

– Ах, о вечном... – протянула она насмешливо. – А не рано ты о вечном заговорил? Мы едем отдыхать или мы едем ссориться?

– Мне казалось, ты все понимаешь.

– Я понимаю. Понимаю, что тебе надо расслабиться. Завтра ты уже не будешь об этом помнить. И никто не будет. Мы едем веселиться!

Она рассмеялась и прибавила газу. Ух, какая это была машина! Лучше в ему никогда не ездить на таких машинах! Лучше и не знать, что они есть! На них смотрели все, и чуть ли не пальцем показывали. И пытались разглядеть: а кто ж так едет, в такой шикарной машине? И все-таки это был момент триумфа, а что касается разоблачения... Да кто его боится?

... Возле ночного клуба, куда они приехали в начале одиннадцатого (спасибо пробкам!), была толпа. У входа красовались секьюрити с квадратными челюстями и такой же конфигурации плечами, меж ними ртутным шариком перекатывался вертлявый парнишка, изображая кипучую деятельность. Он то и дело на кого-то покрикивал, кого-то хватал за руку, в основном симпатичных девчонок, переругивался с парнями, стоящими за ограждением, и зорко следил за паркующимися машинами.

Алину на красной «Бентли» парнишка заприметил сразу и издалека разулыбался. Пропустили их беспрекословно, хотя одежда Андрея Котяева явно не соответствовала рангу заведения. Он в третий раз за день почувствовал себя избранным. Это опять был момент триумфа: стоящие за ограждением завистливо вздохнули. Какой-то парень попытался пройти, приклеившись к ним, но его тут же завернули:

– Куда? Назад осади.

– Ну, е-мое! Почему нельзя, а?

– Сначала к дантисту, – строго сказал вертлявый.

– Ну, е-мое!

В клубе было душно и много народа. Он не сомневался, что работают кондиционеры, это была та особая духота, которая клубится над разгоряченной спиртным и бешеными плясками толпой, создается ее раскаленным дыханием, обжигающим желанием близости и высочайшим градусом ее настроения. Это заразно.

Протиснуться к танцполу было невозможно, хотя веселье еще только-только начиналось, все столики были забиты людьми. Сначала ему все это не понравилось. Не привык, народу много, на девицах мало одежды, а те, которые на сцене, готовились снять последнее. Очень уж резвый был старт и потому непонятно, что ждет на финише. Он невольно напрягся. Алина тронула за руку:

– Сюда.

По винтовой лестнице они поднялись наверх. Здесь тоже были столики, но имелись и свободные места. Было как в театре, самые лучшие и дорогие билеты именно здесь, в ложах на самом верху: внизу резвился плебейский партер, манящие телодвижения танцующих девиц были предназначены большей частью богам, взирающим на них с небес второго этажа. И это уже был четвертый момент, когда сладко замерло сердце. Интересно, после которого сносит крышу? Он еще пока держался.

– Ничего особенного.

– Что? – повернулась к нему Алина. – А я тебе говорила.

Она потянула его за руку, к дивану, обитому алым бархатом, утопленному в таких же алых портьерах. Повсюду была позолота, может быть, и сусальная, но при таком освещении все казалось настоящим. Отовсюду гремела музыка, казалось, она и через поры в коже проникала в каждую клеточку, в каждый кровеносный сосуд, отчего казалось, что даже внутри стоят мощные динамики. В голове вертелось только одно слово: Византия. Откуда и почему, он и сам не знал. Какое роскошное варварство! К ним тут же подошел официант. Андрей Котяев взял протянутое меню, на цены старался не смотреть. Алина улыбалась.

– Плачу я, – хрипло сказал он. Воздух здесь был такой, что пьянил и без спиртного, но без спиртного здесь было не принято. Сюда приходили веселиться, то есть пить, танцевать, творить безобразия и сорить деньгами.

Она рассмеялась:

– Ну, разумеется, платишь ты! Легкие деньги надо легко тратить, тогда их будет много! Гуляй, веселись! Я буду коктейль и мясо, они знают, как я люблю. А ты заказывай, что хочешь.

– И я коктейль! Самый большой и самый крепкий! Гулять так гулять!

Он посмотрел вниз. Женщин было больше, чем мужчин, и все если не красавицы, то очень хорошенькие. Можно прямо здесь, сейчас, проводить конкурс красоты, победительница запросто возьмет корону Мисс мира, если пренебречь условностями и политикой. Красота в чистом виде, голая в прямом смысле этого слова. На сцене тоже были супермодели и почти безо всего, в алых кожаных бюстье и трусиках-стрингах. Они, пританцовывая, окружали шест, вокруг которого плавно вращалась длинноногая дива с огненными волосами, постепенно снимая с себя одежду. Это был стриптиз, причем, не на десерт, и не на горячее, а на закуску. Еще одна девица танцевала на небольшой площадке почти вровень со вторым этажом, и была она чудо как хороша, должно быть, выиграла тот самый конкурс. Он смотрел, открыв рот. Сколько же здесь платят, если они готовы пожертвовать коронами первых мисс и гонорарами моделей?