Утро ночи любви

«Ты его узнаешь...» Он похолодел. Кто вчера... тьфу ты! Позавчера сидел в машине Алины Вальман? Эдик! И этот странный сон. Или не сон? Когда он выходил из квартиры, входная дверь была не заперта. Так сон или не сон? Он совсем запутался.

«Ты его узнаешь...» С сединой в волосах... И стол накрыт. Он надавил на педаль газа, и не тронулся, нет, сорвался с места! К Эдику! Срочно!

«Девять бьет на часах...» Девять. Сейчас без пяти. Успеет. Тут ехать минуты три, не больше. К черту правила!

Вот и старая пятиэтажка, на втором – квартира Мотало. Еще две минуты. А почему он зациклился на девяти часах? Это же не значит, что ровно в девять... Но ему вдруг стало страшно. Еще две минуты. Можно и не успеть.

Он выскочил из машины, встал у Эдика под окнами и заорал:

– Мотало! Я здесь! Я к тебе иду! Мотало!

В некоторых окнах появились люди. Он заорал еще громче:

– Мотало! Здесь я! – Подождал немного, и вновь: – Эдик! Это я! Я здесь!

И только когда понял, что поднял на ноги весь дом, рванул в подъезд. На лестнице, между первым и вторым этажом он споткнулся и чуть не упал, потому что сообразил вдруг: «утро ночи любви». Ну конечно же! Это вечер! Не девять утра, а девять вечера! Все наоборот! Вот она, шарада! Потому она и приехала вчера днем!

Он все равно не сбавил темпа, махом взлетел на второй этаж, налег плечом на хлипкую дверь, заорал:

– Эдик! Я здесь! Я иду!

И с разбега высадил дверь плечом. Рухнул вместе с ней в прихожую, не чувствуя боли, на карачках прополз метра два, потом вскочил и кинулся в комнату.

– Эдик! Это я!

И на пороге еще раз споткнулся. Но на этот раз остановился: бежать дальше было бессмысленно. И вообще все бессмысленно.

«Поздно». Девять утра, а не девять вечера. Смерть наступила вчера. Разумеется, Эдика никто не хватился, если бы не письмо Алины, и он бы сюда не пришел. Лежать бы Мотало в таком виде, пока соседи не учуют запашок. Все, как она написала: накрытый стол, бутылка вина и один бокал. Только один. В нем были остатки вина, рядом лежала записка. Он уже знал, что там. Не спеша, подошел.

Эдик лежал на обожаемом им диване, обложенный книгами. Рядом с ним огромная цветная фотография Алины Вальман, она была забрызгана кровью. Из разжавшейся руки Мотало выпал пистолет, и валялся на полу, у дивана. Нагнувшись, Котяев увидел на рукоятке буквы: WALMAN. Поздно.

Сел на диван, погладил Эдика по голове, как ребенка, тихо спросил:

– Ну зачем? Зачем ты в это полез, Мотало ты буратиновое?

Эдик молчал. А раньше был разговорчивый. Еще сегодня ночью... То есть, вчера. Говорил и говорил. Или это был сон? Как же так, а? Выходит, проморгал? Вот теперь он понял, что потерял друга, по-настоящему потерял, и другого такого Эдика больше не будет. Половина души умерла. Проспал он ее. Вот если бы вчера... Она ведь предупредила...

Зазвонил телефон. Он машинально ответил. Это опять был Сашок.

– Андрей, всякому терпению предел есть. Я...

– Нужна опергруппа. Хотя, я не понимаю, зачем. Он умер.

– Кто умер? Ты где, Андрей?

– У Мотало. Эдик умер. Застрелился.

– Ты это серьезно?

– Да. Я у него. Мне люди нужны.

– Ну, это все меняет. Сейчас будем.

У него еще есть время. Посмотрел на фотографию Алины и подумал: «Вот теперь для нее все осложнилось». Он встал, потом сел. Снова встал. Подошел к столу, взял записку. «В моей смерти прошу никого не винить. Я ухожу из жизни добровольно, без всякого принуждения. Эдуард Мотало». Дата, подпись. Это было вчера.

«Я не буду ее спасать».

Когда приехал Феофанов с людьми, он сидел в кресле и увлеченно читал толстую-претолстую книгу. С картинками. Это была энциклопедия. Как раз когда Сашок вошел в комнату, он ознакомился со свидетельством одного из современников Клеопатры, который утверждал, что сластолюбивая царица торговала своими ночами любви, а взамен требовала у своих любовников жизнь. Наутро их казнили. И что этот исторический анекдот лег в основу некоторых художественных произведений, в частности «Египетских ночей» Пушкина. Томик которого и лежал на диване, рядом с телом Эдика, среди прочих книг.

– Ну, что тут? – деловито спросил Сашок и, увидев всю картину, прокомментировал: – Это, я так понимаю, предмет? Несчастная любовь, а? – Феофанов указал на фотографию Алины.

Он захлопнул энциклопедию и встал.

– Все не так просто. Я хочу быть уверенным в том, что это самоубийство.

– Хорошо, – Феофанов кивнул и, оглянувшись на приехавших с ним людей, сказал: – Работаем.

К дивану, на котором лежал мертвый Эдик, тут же направился судмедэксперт. Открыл свой «волшебный» чемоданчик и принялся колдовать над телом. Андрей невольно вздрогнул, когда сработала вспышка фотоаппарата. Эксперт сделал первый снимок.

– Андрей, а ты как здесь оказался? – спросил Сашок.

– Не в этом дело. Обрати внимание на пистолет, – сказал он Феофанову.

– А что такое? – Сашок подошел к дивану, нагнулся и присвистнул: – Редкая вещица, а? Интересно, где Мотало его достал?

– Фамилия этой женщины, – он кивнул на фото, – Вальман. Алина Вальман.

– О как! Намек, да? Он это нарочно? Забавный был человек.

– Умный, – сердито поправил он.

– А умер глупо.

– Он умер так, как хотел.