— Как Вы, товарищ Ковалёв, наверняка знаете, в настоящее время Красная Армия ведёт боевые действия против белофиннов. Так вот, в наше управление поступил приказ о направлении в пограничные войска НКВД для охраны тыла бойцов и сержантов с хорошей лыжной и стрелковой подготовкой из числа проходящих службу или первой очереди резерва. А Вы Андрей Иванович, как раз к таким и относитесь, отличились на соревнованиях по лыжам и стрельбе, имеете боевой опыт, хоть и не в составе Красной Армии, но в отличие от большинства остальных бойцов, которые будут направлены вместе с Вами, это серьёзное преимущество. Вопросы есть? — "Вот засада! Что называется, не думал, не гадал он…никак не ожидал он…", — подумалось мне с меланхоличной обреченностью после слов капитана госбезопасности, но всё же я спросил, хватаясь за последнюю соломинку:
— Есть! А как насчёт соблюдения режима секретности?
— А что с секретностью? Соблюдайте! Там на фронте и кроме Вас секретоносителей полно, так что это не повод отсиживаться в тылу во время войны. Вот, ознакомьтесь с инструкцией и распишитесь.
Взяв отпечатанный на машинке текст, я углубился в чтение оригинального документа. В частности, мне под угрозой трибунала запрещалось сдаваться в плен, сообщать сослуживцам и командирам о своем польском происхождении и любых обстоятельствах получения мною награды. Подписав, я вернул Куропаткину бумагу, которую он сунул в папку, а мне дал три других — повестку на тридцатое декабря к восьми утра ("Хорошо, хоть не на завтра!"), предписание об отзыве из резерва и ордер на получение вещевого довольствия и оружия. Далее, он объяснил, как найти склады тыловой службы и выпроводил меня из кабинета. По пути за обмундированием, я нещадно ругал свою тупость, из-за которой в очередной раз вляпался в дерьмо: "Ишь, товарищ орденоносец, как под звуки медных труб тебя от гордости расперло, — и по стрельбе чемпион города, и по лыжам чемпион техникума, и в газете фотография, и девки за тобой бегают, так что в ознаменование Ваших успехов получите повестку и распишитесь. Теперь Вы сами будете бегать. За финскими диверсантами. Или от них. Индюк надутый!". Дойдя до склада, я получил у работавшего на выдаче старшины все что мне причитается. Особенно "порадовало" меня зимнее обмундирование — шинель с разговорами, будёновка, тонкие матерчатые перчатки и обычные яловые сапоги. "В этом меня посылают воевать в сорокоградусные морозы! Суки!" — мысленно ругнул я начальство, решив, что придется потратить собственные средства. Закончив с униформой, я спросил у старшины про то, с кем можно поговорить по поводу оружия?
— Оружие вам будут тридцатого выдавать, перед отправкой.
— Я знаю, но я снайпер, хотелось бы этот вопрос заранее обсудить
— А, так иди к капитану Ларионову! Дальше по коридору, кабинет один дробь восемь.
Поблагодарив старшину, я закинул на спину увязанное в тюк обмундирование и проследовал к указанному кабинету, в который вошёл, предварительно постучав. В тесном помещении буквой Г стояли три массивных письменных стола, за которыми сидели один капитан войск НКВД и два молодых лейтенанта, погруженные в работу с документами. Войдя, я несколько запоздало произнес уставную фразу:
— Разрешите войти? — и представился, — Отделенный командир Ковалев!
Ближайший ко мне командир поднял голову и, осмотрев меня, спросил:
— Вы к кому? И почему в гражданском?
— К капитану Ларионову! Только сегодня получил предписание об отзыве из резерва в связи с направлением в Финляндию.
— И что от меня нужно? — спросил капитан, — Оружие будет выдано утром тридцатого числа…
— Я снайпер, хотелось бы узнать заранее о том, какое оружие планируется для меня.
— Снайпер? — он нахмурился и стал листать бумаги, лежащие у него на столе, потом пробежав глазами найденный лист, продолжил, — Здесь ничего не написано, Вам полагается обычная самозарядная винтовка.
— Я чемпион города по стрельбе и обучен стрельбе из снайперской винтовки.
Капитан ещё раз задумчиво полистал бумаги, потом сделал себе пометку и ответил:
— Уточню этот вопрос, если подтвердится, то получите.
— Только, пожалуйста, не надо самозарядку, мне бы "мосинку" с хорошей кучностью. Привык я.
Тот, усмехнувшись, ещё что-то записал и произнес:
— Будет тебе "мосинка", этого добра у нас навалом!
Получив нужный мне ответ, я удалился, направившись в общежитие.
Там я сообщил пацанам, что скоро отбываю на финскую войну и под их восторженно-завистливыми взглядами пришил зелёные петлицы с красными треугольниками к гимнастёрке и шинели. Посмотрев на часы, я понял, что успеваю ещё и поужинать перед тренировкой, для чего отправился в расположенное поблизости кафе. Кормили здесь в целом неплохо, но меня раздражало, что зале постоянно накурено, а вечером ещё и полно пьяных, так там подавали алкоголь (в основном водку). Оставив пальто в гардеробе, я вошёл в зал и сел за свободный столик, высматривая официантку, которая, впрочем, не заставила долго себя ждать.