Утро, полдень и вечер

«Estamos juntos аса!» — вспомнил Хэм. Неплохо сказано. Этим общительным людям подобные встречи нужны как воздух. Черт побери, вот один из тех редких случаев, когда ты, забыв о книгах, можешь понять сердцем, а не разумом, что чувство братства присуще всем людям и вовсе не стоило церкви придумывать свой идеал — слащавую мечту о загробном единении. Чувство локтя нужнее людям, чем еда, ради которой они как будто собрались. Перед тем как решиться на активное действие, им необходимо проникнуться духом коллективизма. А ведь ужасное преступление, совершенное сегодняшним утром, грозило расшатать их братство, подорвать высокий дух солидарности.

После второй чашки кофе Хэм отвел Дженни в сторонку и сказал:

— У меня к тебе просьба, Белянка.

— Пожалуйста, Хэ-эм, если я не слишком глупа для этого.

— Я и хочу проверить.

— Решил вовлечь меня в партию?

Хэм улыбнулся.

— Нет. Дело, с которым я к тебе обращаюсь, лучше поручить тому, кто не состоит в партии. Однако обещай мне не останавливаться на полпути.

— Что ты, Хэ-эм! Разве это на меня похоже?

— Эта работа на многие недели, Белянка. Так что не торопись и не отступайся.

— Конечно…

— Но сначала послушай, что это за дело.

Сквозь очки Дженни смотрела на него широко открытыми глазами.

— У тебя остались подруги на шахтах?

Дженни задумалась, вспоминая.

— Не знаю, Хэ-эм!

— Как не знаешь?

— Когда-то были, но не знаю, остались ли теперь.

— Они что, не разговаривают с тобой?

— Разговаривать-то, пожалуй, будут. А что? Ты хочешь, чтобы я их агитировала?

Хэм улыбнулся. Ему нравилась эта женщина, несмотря на ее тягучую, ленивую манеру говорить. Иногда ему казалось, что она нарочно растягивает слова, чтобы казаться туповатой. Если бы не эти нелепые очки, она была бы красавицей. Другая женщина предпочла бы совсем ничего не видеть, лишь бы не носить очки, а Дженни (как по крайней мере утверждал Вуд) снимала их, только ложась в постель.

— Нет, маленькая, я не хочу, чтобы ты надоедала им агитацией. Я хочу, чтобы ты опять начала встречаться с ними, болтала бы о детях, о ценах, словом, о чем обычно разговаривают женщины.

— Значит, им не надо рассказывать о том, что у нас произошло?

— Нет, почему же. Рассказывай обо всем, но так, чтобы это выглядело естественно. Возможно, они знают о событиях только по газетам, а ты расскажешь им, что не печаталось. А если они начнут говорить о заявлении Джорджа Бекера, ты не кипятись. Не пытайся открыто осуждать его. Скажи, что он, наверно, плохо информирован и не понимает, что работающих может постигнуть судьба безработных. Пусти им в ухо жучка, и пусть он щекочет их помаленьку. Главное — приобрести побольше друзей, и как можно скорее. То же будут делать в Ла Сьенегите некоторые испанские девушки. Ни о партии, ни о прочих деликатных вопросах не заикайся. Разговаривай с ними как женщина с женщинами. Это очень важно, Белянка, не думай, что я прошу тебя ради забавы.

— Знаю, Хэ-эм. Только не представляю, как начать. Я ведь у них давно-о-о не была. Может, прийти и сказать, что у меня нет денег, и попросить немного взаймы. Если я попрошу у них доллар, они не откажут и еще пожалеют меня, скажут, вот бедняжка. Потом я быстро верну им долг, им это понравится, и мы снова подружимся.

— Да, конечно. Это ты хорошо придумала. Потому что потом я буду просить тебя достать у них muchos dolares[85] для оплаты судебных расходов. Шахтеры, которые там живут, — наши братья, что бы мы ни думали об их поведении в прошлом. Работающие должны помочь безработным. Это для их же пользы, хотя Джордж Бекер полагает иначе. Но пока ты об этом помалкивай. Сейчас главное — подружиться. Сначала займешь доллар, потом пойдешь возвратить долг — вот тебе и повод для новой встречи. После этого они станут тебе доверять, черт побери. Ты принесешь пользу и им, и нам.

— Согласна, Хэ-эм.

— Молодец! Может, они и сами догадаются начать сбор средств. Впрочем, сегодня, кажется, мы уже вдоволь помечтали о чудесах.

Хэм попрощался со всеми стариками за руку и вышел черным ходом.

4. Вызов

Сойдя с крыльца, он остановился, чтобы проверить, нет ли поблизости патрулей.

Ночь была холодной, безветренной, небо густо усеяно звездами. Издалека отчетливо доносились гудки автомобилей в Реате, лай койотов в горах, гудение трансконтинентального самолета, летящего к югу от города… Но в Ла Сьенегите все было тихо — умолкли и собаки, и дети.