Утро, полдень и вечер

Хэм думал о том, что он только что сделал: поручил не очень сообразительной женщине, не имеющей опыта, не знакомой с партийной дисциплиной, дело, которое по плечу лишь товарищу, вроде Трэнка де Ваки. Руководствовался ли он здравым смыслом или это просто влечение к хорошенькой женщине? С некоторых пор Хэм все больше убеждался, что в Дженни заложены способности, развить которые может только он. Что ж, жизнь покажет, умеет ли он, Хэм, разбираться в людях. А может быть, в нем просто заговорил мужчина, на долю которого выпало слишком мало женской ласки. Но что делать, если Трэик уже не может заниматься этой работой и нельзя поручить ее опытным товарищам Конни и Лидии? Все они находятся под подозрением. Выхода нет, остается прибегать к помощи таких, как Дженни…

«Ладно, приятель, пора, — сказал себе Хэм, затягивая потуже ремень. — Иди и не останавливайся, пока тебе ничто не мешает. Ты и так уже весь день протоптался на месте. Не гни спину и не кидайся в первую попавшуюся дверь. Не пытайся казаться умнее, чем ты есть. Двигай».

Он спрыгнул в глубокую канаву, пролегавшую за хижинами, всполошив собак. Канава была достаточно глубокой, и Хэм почувствовал себя в безопасности.

Он шел по водостоку, пока не миновал дома и не приблизился к железной дороге. Тут он сообразил, что его может заметить железнодорожная охрана, рассчитывающая поймать Рамона, если бы он вздумал вскочить в товарный поезд. Поэтому Хэм, не доходя до полотна, вылез из канавы и пошел к станции мимо католического кладбища.

Он пожалел, что не взял с собой портфель, а зарыл его в золу в печи у Майка Ковача. На нем был все тот же городской костюм, в котором он вернулся из поездки, и, держи он в руках портфель, он мог бы сойти за бизнесмена. Шляпа Хэма, напоминавшая мексиканское сомбреро, не вязалась с костюмом, и Хэм выбросил ее.

Приближаясь к станции, он понял, что ему повезло. Судя по всему, скоро должен был подойти поезд. На платформе шумела толпа anglos, провожающих в свадебное путешествие молодую чету. «Нашли время играть свадьбу», — подумал Хэм. Мужчины сыпали рис за пазухи девушкам, а те визгливо хохотали.

Пользуясь суматохой, Хэм, никем не замеченный, пересек пути и, выбравшись на платформу, прошел на телеграф.

Когда Хэм вошел, телеграфистка, похожая на миссис Рузвельт, что-то подсчитывала, стараясь сдуть в сторону свисавшую на глаза прядь волос. Хэм составил три телеграммы и стал ждать. Наконец женщина, зевнув, встала.

Сначала он подал ей информацию для печати.

— Для ночного выпуска. Оплачивает получатель. Вот мое удостоверение, — сказал он.

Женщина, видимо, слишком устала и не обратила внимания на то, что в удостоверении стояла испанская фамилия. Она лишь записала номер.

— Сегодня вам, газетчикам, пришлось изрядно потрудиться, — сказала она, принимая телеграммы партийному организатору округа Лео Сивиренсу.

— Отправьте ночью. За эту заплачу я.

— Жаль, что все это отрицательно скажется на делах, — продолжала женщина. — Весь вечер передаю телеграммы, отменяющие встречи и советующие торговцам и покупателям воздержаться от приезда. От туристов поступают телеграммы с просьбами аннулировать заказы в гостиницах.

Хэм не мог удержаться от вопроса:

— Кто-нибудь протестовал против арестов?

— Несколько человек. Только сейчас передала две телеграммы мэра, адресованные губернатору.

Осмелев, Хэм решил задать еще вопрос.

— Удалось выяснить, кто убил шерифа?

— О, теперь уже никто не сомневается.

Женщина на минуту замолчала, подсчитывая слова.

— Это двое испанцев, которых убил мистер Боллинг. Хотя, говорят, один из них остался жив. Как бы то ни было, они получили по заслугам, и я не понимаю, зачем понадобились эти аресты. Вы, мужчины, вообще любите играть в войну, хвастать своей храбростью и пугать людей.

Хэм улыбнулся.

— А вы, женщины, могли бы предпринять кое-что.

— М-да, но…

Она продолжала считать.

— Вы состоите в каком-нибудь женском клубе?

Она кончила свои подсчеты и взглянула на Хэма, как ему показалось, с подозрением.

— Допустим. А что?

— Вы, женщины, пользуетесь большим влиянием, и, если бы вы стали протестовать, эти парни вынуждены были бы прислушаться.

— Не знаю. Я не хотела бы, чтобы меня считали «красной».

Хэм понимал, что сейчас не время вступать в спор, но все же рискнул задать еще один вопрос:

— За что? За то, что вы подпишете петицию?

— Сами знаете, как это бывает. Говорят, что петиции подписывают только «красные», вот я и не хочу ввязываться в это дело.

Хэм решил кончить разговор, но женщина добавила:

— Вы, мужчины, сами затеваете разные истории, сами и выпутывайтесь из них.

Женщина устало улыбнулась.

— Вот поэтому я и пойду сейчас к шерифу, — сказал Хэм.

— Правда? Ну, если так, желаю вам удачи.

— Спасибо, и вам тоже.

Выходя, Хэм с радостью подумал о том, что протесты уже начали поступать. Он спокойно и уверенно двинулся по пустынным улицам, не останавливаясь и не замедляя шага.