Заклятый враг Нового курса, Дэн тем не менее не мог не признать, что Рузвельт все-таки джентльмен: в его жилах течет благородная кровь, он обладает здравым смыслом. Двоюродный брат Рузвельта — Тедди, тоже был мастер делать глупости, которые почти всегда завершались благополучно. Потом Тедди стал самим собой, то же случится и с Франклином. Может быть, еще следует подумать, прежде чем обвинять Франклина Рузвельта в измене своему классу, ибо осуждения заслуживает лишь тот, кто не оправдывает надежд. Гувера считали более надежным человеком, а что получилось? Он-то и изменил своему классу, потому что не пошел навстречу толпе и не сумел добиться переизбрания.
Если не можешь победить противника — переходи на его сторону. Именно это, и только это сделал Франклин Рузвельт. Дэн, разумеется, выступал против всякой неразумной реформы, затеваемой «мозговым трестом», но в глубине души он благодарил тех, кто посадил в Белый дом джентльмена, который не думает о наживе, а занимается делом, то есть старается отвратить революцию.
Но разве можно все это объяснить малограмотному парвеню, вроде Жака Махони? Этот парень выкарабкался наверх бог знает из каких трущоб, хотя Дэн догадывался, что когда-то его звали не Жаком, а Яковом, и за каждый шаг вперед дрался зубами и ногтями. Он не признавал ни честного бокса, ни искусства дипломатии. Понятие компромисса было для него таким же чуждым, как утонченность.
Взять, к примеру, эту комнату. Какое-то невероятное бунгало в калифорнийском стиле. Отвратительное смешение холостяцкого бедлама с музеем ужасов, совершенных в Грэнд-Рапид за последние тридцать лет..
— Вы проиграли забастовку, — упрямо повторил Джейк. — Мы потратили почти миллион налоговых накоплений, чтобы выручить вас, а чего добились?
— Вы хотите сказать, что теперь в Реате есть профсоюз? Надо благодарить за это небо, дорогой Жак.
Буркнув что-то, Джейк заговорил.
— Дайте нам время, — начал он. — Не успеете и оглянуться, как открытая война между капиталом и рабочими канет в вечность, так же как… как ваш твердый воротничок. Уже сейчас появились профсоюзы нужного нам типа, на плечи которых при умелом руководстве можно перекладывать возникающие трудовые конфликты. Они-то и будут держать рабочих в узде без лишней трескотни, которой мы сыты по горло, ведь им гораздо сподручнее обнаруживать красных и задавать им жару. Они, а не мы будут нанимать хулиганов и расплачиваться с полицией. В дальнейшем рабочие лидеры будут находиться у нас на жалованье, и тогда всякий шаг в сторону социализма будет связан для них с риском потерять привилегии.
Разумеется, наше доверие к ним не беспредельно. Если кто-то из них отобьется от рук, возмечтает, скажем, о власти, мы попросим вашего брата — служащих — поставить их на место в судебном либо административном порядке. Во всех других случаях мы будем держаться в стороне… Вы читали заявление Джорджа Бекера в «Лариат»?
— Вы имеете в виду профсоюзного шефа?
— Именно. Что вы об этом думаете?
Джейк хотел знать, не приложил ли Дэн к этому руку.
— Пока ничего, — пробормотал он.
— Имейте в виду, что я к этому заявлению, не имею никакого отношения. Когда Джордж впервые появился здесь и создал свою организацию, многие «красные» сумели захватить важные посты в местных комитетах и оказать давление на Джорджа, чтобы заставить его, выражаясь их жаргоном, «провести в жизнь достигнутые завоевания», и избавиться от этих «красных» теперь не так-то просто. Они ведь избраны, к тому же вы, politicos, позволяли им жиреть на пособии. Так что Джорджу пришлось быть осторожным. Поэтому сегодняшний бунт случился как нельзя кстати. И Джордж, и работающие шахтеры до смерти перепугались. Они готовы в лепешку расшибиться, лишь бы опровергнуть всякие слухи б своих связях с «красными». Джордж заявил публично, что в профсоюзе нет ни одного «красного», и теперь ему придется доказать это.
— Вы ему доверяете?
Джейк пожалел, что приличия ради убрал из гостиной плевательницу, сейчас она пригодилась бы.
— Не в этом дело, просто надо предоставить ему самостоятельность. Почему бы нам, вместо того чтобы бряцать оружием, не успокоиться и не дать ему свободно действовать, помогая лишь в тех случаях, когда он будет в этом нуждаться? Если мы попытаемся делать все сами, то можем нарваться на скандал и привлечь внимание этого проклятого комитета Ла Фоллетта, который, чего доброго, учинит расследование. Будь я на вашем месте, мой друг, мне бы такая перспектива не понравилась.
Джейк насторожился.
— При чем тут я?
— Неужели вас не заинтересовало, почему «Лариат» молчит о манипуляциях сенатора Махони с закладными? Ведь такой материал пролил бы свет на всю эту историю с выселением Фернандеса.
— Очевидно, я должен поблагодарить редакцию?
Барбидж засмеялся.
— Можете не благодарить, если это претит вам. Но знайте, что дотошные репортеры штата уже рою лея в досье. Вот, например, что пишет вечерняя газета «Сан», выходящая в Льяно…
Барбидж достал из бокового кармана бумагу и надел очки. Джейк впился в нее глазами.
— Откуда это у вас? «Сан» доставляют сюда только утром.