Утро туманное

– Мам, ну я же не знала… Ну хоть ты меня не добивай, мам… Я и без того не знаю, что мне теперь делать, как дальше жить…

Мария Андреевна смотрела на плачущую дочь, пыталась изо всех сил сдержать гневливые эмоции. Они ведь тоже, эти гневливые, от безысходности выскакивают, как сухой горох из дырявого мешка. От безысходности да от чувства вины… Сама ведь дочь ничему не научила! А что девчонка в обыденной жизни знает-то, с какой ее стороной сталкивалась? Живет в своем училище, в строгом распорядке, пребывает в своей балетной ипостаси, и в жизнь-то некогда выйти, распознать все ее каверзы. Вот и ошиблась, и увлеклась обманным чувством, и плачет теперь… Она, мать, виновата, только она. Проглядела свою Наташеньку. Радовалась ее балетным успехам, а главное проглядела! И как теперь быть-то, и что теперь делать? Ведь у девчонки вся жизнь кувырком может пойти! Даже подумать страшно…

Села рядом, обняла дочь, прижала к себе. Вздохнула, проговорила тихо:

– Надо идти на аборт, этот подлец прав, Наташенька. Надо, что ж поделаешь. Другого выхода нет. Скрепись, перетерпи…

– Мам, но как же, что ты… Ведь этого нельзя! Нет, я не могу… Он ведь живой, как же я…

– Кто живой?

– Да ребенок живой! Как же я его убью, мам?

– Да не говори глупости, что ты. Все так делают, и никто таких глупых вопросов не задает. Тем более именно ты это сделать должна. Ты же не можешь поступиться своим будущим, оно ведь сейчас на кону стоит!

– Вот и Маргарита Павловна говорит – на кону… И никто мне объяснить не может, как я сама-то… Как я буду жить после этого? Нет, мам, нет… Если я это сделаю, никакого будущего у меня уже не будет. Это я точно знаю.

– Да какая связь, не пойму?

– Есть, есть связь… Я не знаю, как это объяснить, но есть… Если я это сделаю, то больше танцевать не смогу. Не получится у меня ничего, понимаешь? Танец – он ведь из души идет… А если душа испоганена будет, то и не получится ничего. Она будет помнить это и не даст мне танцевать…

– Глупости, Наташа. Какие глупости!

– Ну, пусть будут глупости… Я так чувствую, мам…

– Да что там ты можешь чувствовать! Ты просто сейчас в таком состоянии, что перед тобой весь свет померк, кажется. Поверь, все пройдет… Не надо сейчас принимать никаких решений! Просто переживи обман, успокойся! Прошу тебя, Наташенька! Ну дай себе хотя бы две недели подумать…

– Нет. Не буду я думать. И ты, мам, не плачь, ты не виновата ни в чем. Я сама должна принять решение, только сама… И это решение будет только мое, собственное. Завтра же пойду и все скажу в училище. Пусть вон Загревскую берут в Мариинку, пусть… Она ради этого готова душу продать, я знаю. А я не могу… И все, мам, не говори мне больше ничего. Не надо. Я все решила.

Вздохнула, улыбнулась сквозь слезы. На душе и впрямь стало легче, будто тяжкий груз сбросила. А мама встрепенулась, задохнулась слегка, чтобы возразить, уберечь, предостеречь… Да приказать жестко, наконец! Но осеклась на полуслове, уже понимая, что бесполезно. Дочь при всей ее нежности и обманной покладистости была в отца характером – если решила, как отрезала. Пусть хоть сто раз решение неправильным будет, но все равно спорить бесполезно!

– Ты пожалеешь об этом, сто раз пожалеешь… Вот помяни мое слово – пожалеешь… – только и сказала тихо, понимая, что и не надо бы говорить так, да само вырвалось. – Пожалеешь, пожалеешь… Не понимаешь еще, каково это – растить ребенка одной… И каково от мечты своей отказаться… Это сейчас кажется, что легко, а потом пожалеешь…

В училище Наташа больше не пошла. Просто осталась дома, и все. Объясняться с администрацией пришлось бедной Марии Андреевне, тем более она сама вызвалась, стараясь оградить дочь от плохих эмоций. А что делать? Хоть как-то ей помочь… Мать она ей или кто? Если мать, то уйми свою досаду и будь матерью. Как сейчас модно говорить – включай любовь безусловную. Принимай дочь, какая есть. Без цветов и аплодисментов, зато с округлившимся животом и мучительным токсикозом. Уж что бог послал… И утешайся, дорогая Мария Андреевна, кухонным разговором с подругой, разлюбезной Варюхой-горюхой, такой же матерью-одиночкой. И даже судьбы у вас с Варюхой схожи – обе замужем никогда не были, если не считать пары лет сожительства по большой любви, обе дочек произвели на свет в один год, вместе их растили, помогая друг другу. И даже дочки подружками стали – Варюхина Катя обожала Наташу, гордилась ее успехами, и Наташа Катю любила. И матери были как сестры, и дочери так же…

– Надо с него алименты стребовать, Маш! – рубанула ладонью воздух Варюха, глянув решительно. – Я так понимаю, ухажер Наташкин не бедный? Вот и пусть платит, если так! Пусть за подлость свою ответ держит!

– Да какая ж подлость-то, Варь… – вяло возразила Наташина мать. – Она ж сама, понимаешь? Она влюбилась…

– Да что она – сама! Ты ж знаешь свою Наташку! Опыта жизненного совсем нет, что она видела-то в своем училище? Вся жизнь по режиму… И ты тоже хороша! Не объяснила дочери как следует, откуда дети берутся!