Утро вечера дряннее

– Как выпьют – совсем голову теряют! Жалуются, доносят, кляузничают друг на друга. А эта влюбилась в одного повесу, – упорно отводил он глаза, – так просит, чтобы я его прослушал. Да если я буду всех прослушивать… – усмехнулся он.

– Смелая девушка, – намекнула я на решительный Викин тон.

– Молодежь! – снисходительно улыбнулся и вздохнул Ежов. – Пока мы молоды, нам море по колено. Только повзрослев, начинаешь более адекватно оценивать свои поступки и возможности. У Вики все еще впереди, – с отеческой интонацией добавил он.

– Хорошо, когда рядом такой мудрый наставник, – польстила я ему в расчете на то, что он не замедлит дать мне интервью.

– О-о, а вот и наш друг Шажков! – воскликнул он вдруг. – Пошли, я тебя познакомлю.

И он потащил меня к столику, где сидел круглолицый улыбающийся мужчина в кожаной кепке. Ему было около пятидесяти, и я вспомнила, что фото этого человека я видела в одной из тарасовских газет. Кажется, в «Маргинале». О нетрадиционной ориентации этого чудаковатого поэта по городу ходили самые невероятные слухи, самим Шажковым не подтвержденные, но и не опровергнутые. За столом поэта сидели два молодых смазливых парня с маленькими в ушах сережками из белого металла. На столе, ловя радугу огней, заманчиво поблескивала ополовиненная бутылка «Столового вина номер двадцать один», попросту говоря, смирновской водки. И никакой закуски, если за таковую не считать фанту.

– Юра, привет, – Ежов придвинул мне свободный стул, а себе быстро нашел еще один, – как успехи?

– Привет, привет, – тоненьким голоском пропел Шажков, бросив на меня короткий, незаинтересованный взгляд.

– Познакомьтесь, – Ежов представил нас.

Парней звали Саша и Коля, и они дружно стали предлагать мне выпить с ними водки, а Андрей о чем-то зашептался с Шажковым.

– Оленька, выпей, пожалуйста, – поддержал их Шажков тоном капризного ребенка, отвлекшись на минуту от разговора, мило улыбнувшись и подмигнув мне.

– Я за рулем, – развела я руками, – если только фанты.

Мне тут же налили оранжевой пузырящейся жидкости и напрочь забыли про меня. Правда, когда я достала сигарету, один из парней, не то Саша, не то Коля, поднес мне зажигалку.

– Значит, вы, Оленька, работаете в газете? – жалобно-меланхоличный фальцет Шажкова вывел меня из состояния глубокой задумчивости.

– В «Свидетеле», – кивнула я.

– Солидная газета, – закачал головой Шажков. – А здесь отдыхаете или на работе?

– Разве у журналистов бывает полноценный отдых? – пожаловалась я. – Ваш приятель таскает меня за собой уже почти три часа, а я никак не могу взять у него интервью.

– Так возьмите у меня, – визгливо воскликнул, расплывшись в улыбке, Шажков, – или у вас конкретное задание?

– А что, – вздохнула я, презрительно посмотрев на Ежова, – это идея.

– Нет, Юра, так не пойдет, – обиженно, не без кокетства возразил Ежов. – Я уже почти решил с помещением, а ты мне все портишь. – Он покрутил головой и заметил Славика, направлявшегося к нам с другой половины зала. – Вот видишь, Слава уже все устроил. Ну как? – уставился он на своего телохранителя.

– Кабинет рядом с конференц-залом, – громила показал рукой в сторону лестницы.

– Прошу нас извинить, – довольный таким исходом, сладенько улыбнулся Ежов Юре и его приятелям, помогая мне подняться. – Я не прощаюсь.

Я забрала «Никон», оставшийся на столике, за которым скучали Бригитта с Поплавским, и присоединилась к Ежову, над которым двумя гранитными монолитами возвышались Слава и Жора. Шагах в пятнадцати от Андрея кто-то схватил меня за руку и резко потянул в сторону.

– Ты че, в натуре, – услышала я горячий, злобный шепот Никиты, – играть со мной вздумала? Не советую.

– Да пошел ты, кретин! – Я попыталась оттолкнуть его, но он не отпускал руку, сжимавшую мне плечо.

– Я тя урою, бля, кошелка драная! – Он приблизил свое лицо вплотную к моему. Его глаза излучали такую необъяснимую свирепую ненависть, что мне даже расхотелось ругаться.

– Чего тебе нужно-то, мальчик? – решила я хотя бы прояснить ситуацию.

Он что-то хотел мне ответить, но не успел. Подоспевший Слава схватил его одной рукой за шиворот, а другой за горло и приподнял над полом.

– Те че, паскуда, – грозно спросил он, – жить надоело?

Никита сучил ногами, пытаясь достать носками пола, но только шаркал по плиточному покрытию. Вместо слов из его горла вырывались сдавленные сиплые звуки.

– Ну что, падла…

Тут подлетела местная охрана в виде худосочного парня в сорочке с короткими рукавами и резиновой дубинкой, болтавшейся на поясе.

– Что здесь происходит? – вклинился он между мной и Славой, который опустил Никиту на пол, но еще продолжал держать за шиворот.

– Да ниче, братан, мы сами разберемся, – громогласно заявил Слава, отворачиваясь от охранника.

Тот начал торопливо возиться с дубинкой, пытаясь отстегнуть ее, но она не поддавалась. Тогда он со злости рванул ее в сторону, крепление сорвалось, и дубинка угодила торцом Славику по ребрам. Воспользовавшись случаем, Никита рванул из его объятий и кинулся к выходу. Слава, сделав несколько коротких частых вдохов и придя более-менее в себя, грозно посмотрел на поникшего охранника.