Утро вечера дряннее

– Ну и что, что была! – крикнула, сделавшись снова агрессивной, Вика. – Кто их разберет, всех этих шоу-бизнесменов, друзья они или враги?

Она вызывающе посмотрела на меня.

– Я не хотела тебя чем-то задеть или оскорбить, – терпеливо проговорила я, – просто мне нужна информация.

«Да-а, – подумала я, – ершистая штучка!»

– Рядом с ним всегда была Арникова, – скривила губы в ядовитой усмешке Вика. – Вот у кого надо было бы спросить!..

В Викином взгляде я уловила презрение, в голосе – злорадную интонацию.

– Она была убита раньше, – словно себе в оправдание сказала я.

– Бог ее наказал, – продемонстрировала непримиримость Вика.

– Но ведь и вы баловались кокаином, – осторожно произнесла я.

– А она торговала им, – брезгливо передернула плечами Вика, – две большие разницы!

– Ежов знал о вашем увлечении?

– Смеешься! Если бы узнал, всех бы уволил! – невесело усмехнулась Вика.

– Но у меня есть информация, будто он знал, что Ольга приторговывала наркотиками, – как бы между прочим сказала я.

– Он ей многое прощал. А мне – нет! – ревниво и злобно полыхнули Викины глаза.

– Теперь не время сводить счеты, – рассудительно сказала я и вдруг почувствовала себя жуть какой старой.

– Всегда время, – упрямо настаивала Вика, помешивая сахар в чашке. – Пей, чего сидишь! – бесцеремонно приказала она.

– Я пью. – Глоток показался обжигающим.

Кофе мне не нравился, но, во избежание недовольных или подозрительных Викиных взглядов, я принялась пить.

– Не супер, конечно, но все-таки лучше, чем ничего, – вымученно улыбнулась она.

– Я видела у тебя столько газетных и журнальных вырезок… – начала я.

– Чего-о? – не поняла Вика.

– Фотографии Андрея. Ты очень любила его?

– Еще бы! – с присущей ее возрасту наивностью воскликнула Вика. – Только что-то не понимаю, о каких фотографиях ты говоришь?

– О фото…

В этот момент раздался дверной звонок.

– Это мама, – вскочила Вика, – опять ключ забыла.

Она побежала открывать.

– А у нас гости, – услышала я Викин голос.

– Кто-о? – без всякого энтузиазма поинтересовалась Евгения Михайловна.

– Сама посмотри. Мы сидим на кухне.

Вскоре я увидела Евгению Михайловну. И хотя она по-прежнему выглядела усталой и даже измученной, в ее глубоких серых глазах я прочла настороженный интерес. Мы поздоровались. Она спросила, о чем мы говорим, и, получив снисходительно-пренебрежительный ответ дочери, удалилась в гостиную.

– Я говорю о фотографиях в альбоме, – продолжила я прерванный разговор.

– Каких фото? – недоумевала Вика.

– Андрея. Я же сказала!

Вика растерянно пожала плечами.

– А как Евгения Михайловна относилась к вашим с Андреем отношениям? – неожиданно для самой себя спросила я.

– Отговаривала меня, – застенчиво улыбнулась Вика, – ну так оно и понятно, возраст. Да еще матушка моя засекла меня с приятелями, когда мы коку нюхали, так решила, наивная, что это он меня с пути праведного сбивает, – насмешливым шепотом добавила она. – Ей всегда хотелось, чтобы мой избранник представлял собой что-то такое порядочно-занудное, беленькое, сладенькое, чистенькое, – с откровенной злобой, все более распаляясь, продолжала она. – Что-то вроде молодого очкарика-клерка.

Вика засмеялась.

– Ненавижу ее за это! – прошипела она.

– За что?

– За опеку мелочную! У нее с каким-то там хмырем в юности не сложилось, так она на всех мужиков как на чудищ смотрит! И меня к этому приучить хотела. Мне, мол, всю жизнь посвятила, а я… – Вика засмеялась. – А как узнала, что я с Андреем сплю, так совсем взбесилась!

– Да что ты себе позволяешь? – истошно закричала ворвавшаяся, как ураган, на кухню Евгения Михайловна. – Никакого уважения, никакой скромности!

– Девичьей, что ли, скромности-то? – состроила гримасу Вика. – Ты лучше скажи, что там у нас за фото в альбоме?

– Замолчи, замолчи! – Евгения Михайловна зажала уши и бессильно опустилась на табурет.

– Евгения Михайловна, – встала я, – пойдемте прогуляемся.

Она как-то затравленно взглянула на меня. Ее глаза были расширены от ужаса, и в них лучилось что-то безумно-отчаянное.

– Да, да, – автоматически мотнула она головой.

Мы оделись и вышли на лестничную клетку. Прикусившая язычок Вика проводила нас взглядом, полным тревожного беспокойства и мучительного непонимания.

– За что вы его убили? – спросила я, холодея от какой-то подступившей душераздирающей жалости, когда мы сели в «Ладу». – Я просто хочу понять.

– Он – Викин отец, – тихо сказала она. Я ждала какой-нибудь истории о неразделенной любви. О мести. Поплавский час назад рассказал мне, что Ежов пережил в молодости несчастную любовь. Несчастную не для него, а для той, которую он любил и трусливо бросил.

– Эти фото в альбоме… – Я его еще долго любила, после того как он оставил меня… И была беременна. Мне тогда еще семнадцати не было, и Андрею столько же. Знали бы вы, что я пережила! Мать требовала, чтобы я удалила «плод» – так она называла мою девочку, Вику, – вздрогнув, разрыдалась Евгения Михайловна.

– Мне очень жаль, – неловко посочувствовала я.