Утро. Ветер. Дороги.

- Милый папка, не горюй! Я уже взрослая. Я буду ухаживать за мамой. А ты иди к Шуре. Можно квартиру разменять на две. Можно как угодно сделать. Не думай, что вот ты расстался с Шурой. Ты даже уже не имеешь морального права бросить Шуру ради женщины, которая сама разбила свою семью!

- Неужели ты думаешь, что я взвалю уход за больной на твои плечи? Тебе учиться надо.

- Ничего, я выдюжу. А на время всяких экзаменов можно сиделку где-нибудь достать, чтоб меня подменяла немножко. Это если мама совсем сляжет. Но ей ведь легче, ее выписывают из больницы. Может, она еще работать будет. Я не позволю тебе разбить свое счастье! Папка, мой папка!

Отец стремительно поднялся и прижал мою голову к своей.

- Разве я оставлю тебя, дочка, с ней?

- Но ведь я для тебя не дороже любимой женщины? Отец прижал меня к себе еще крепче.

- Дороже, - глухо сказал он. - А теперь иди, а то бросили их...

Когда я вышла, Ермак с Валерием играли в шахматы. Оба страшно путали. Я села рядом.

Глава двадцатая

БЫВШАЯ ЖЕНА

Сначала шофер Моржа привез мамины вещи. Затем мы поехали за ней на такси - папа и я.

Мама уже все знала. Я так и не поняла, говорил ли Морж с ней лично или по телефону, а может, написал ей письмо? Но как бы то ни было, он подготовил ее, потому что мама не выразила никакого удивления. Правда, перед этим у нее был ее любимец Валерка.

Молча она вышла из больницы, молча доехала до дома,, молча вошла в бывшую свою семью, молча прошла мима празднично сервированного стола в свою комнату.

Мы с папой к ее приходу провели генеральную уборку, купили шампанского и всякой всячины, но мама даже не посмотрела ни на что. Она только попросила меня убрать с ее постели "эту гадость" - котенок привык спать у меня на постели и еще не знал, что теперь он не должен туда входить. Затем мама заперлась в своей комнате. Сесть за стол отказалась, так как "поужинала в больнице".

Мы с папой обескураженно взглянули друг на друга.

- Все по-прежнему, как было, - шепнула я ему горестно.- Шел бы ты к Шуре, а то она сейчас переживает...

- Сегодня как-то неловко, - сказал папа и пошел к себе в комнату.

Я покрутилась перед запертой дверью - оттуда не доносилось ни звука, и пошла к папе, как в детстве. Он держал в руке лист картона.

- Я давно не клеил, дочка, - сказал он, глядя на картон,, как на друга, встреченного после долгой разлуки.

Потом отец сказал, что хочет подумать один и прикинуть чертежик.

- Ой, папка, как я по тебе соскучилась! Мы обнялись, и оба рассмеялись.

- Папа, ты делай чертеж, а я все-таки съезжу к Шуре. А то ей одной сегодня холодно. Она, поди, ревнует. Если мама проголодается, все на столе. Ты пока не убирай, ладно? Мы еще поужинаем, и я сама уберу.

Шура уже переехала из гостиницы в комнату тети Попова. Комната была чудесная: просторная, светлая, с балконом. Только, одно "но" - в общей квартире. Зато там проживали одни артисты.

Шура еще не повесила объявление, сколько раз ей звонить, я позвонила наобум.

Мне отперла симпатичная интеллигентная старушка (наверно, бывшая инженю).

- Не знаю, примет ли вас Александра Прокофьевна, - замялась инженю, она, гм, заболела.

- Знаю. Я и пришла за ней ухаживать, - сказала я и, не постучавшись, ворвалась к Шуре.

В комнате было темно, и я, пошарив у дверей, включила свет.

Вот что я увидела: на полу валялись черепки от битой посуды, в том числе сахарницы, - едва я сделала шаг, сахар захрустел под ногами, как снег в лютый мороз. Стулья были повалены, словно после бурана. Сама Шура лежала ничком на постели и горько-прегорько рыдала. (Ничего себе, папа лепит макеты, а с Шурой творится эдакое. Ну и ну!)

Я сбегала на кухню и спросила у артистки (уже другой, видимо на характерные роли) веник и совочек. Мне их тотчас вручили с понимающим видом. Прибрав в комнате, я присела к Шуре на кровать и обняла ее.

- Это реакция: слишком много счастья! - пояснила я сама себе вслух и громко.

- Счастья!!! - Шура расхохоталась.

Она была в хорошеньком халатике, который ей не шел. Она и на деревенскую была не похожа, и на городскую. Она ни на кого не была похожа, только на самою себя.

- Счастье! - повторила она с горечью.

- Как, ты уже не ценишь свое невиданное, сказочное счастье?

- Владя, я ценю. Я очень ценю все, что ты для меня сделала, что делает для меня Попов: не жалеет ни времени, ни сил. Это я ценю. Но... я люблю Сергея, а он... Ты еще ребенок, что ты в этом понимаешь. Стоило ей поманить его пальцем, и он уже все простил.

- Слушай, Шура... Сядь и слушай. Ну? - Она послушно села и поправила задравшийся халат. - Папа тебя любит. Это "го единственная, за всю его жизнь, любовь. На маме он женился не разобравшись - только пришел с фронта. Он просто мечтал о семье - жена, дети. Слишком был измучен. Дети у него были, не совсем удачные, но были, жены, по существу, не было. Он несчастлив в браке. Не расторгал его лишь из-за детей.

- Из-за тебя, Владя.