Уцелевший

За день до того, как мы добрались до дома, точнее, вечером накануне, я рассказал брату все, что смог вспомнить про общину Церкви Истинной Веры.

Все, что мы ели в нашей церковной общине, мы выращивали сами. Хлеб и домашнюю птицу, овец и крупный рогатый скот. Я помню, у нас были прекрасные и ухоженные сады, и мы ловили в реке радужную форель.

Мы сидим на заднем крыльце Кастильского дома, Casa Castile, который катится по Небраске на скорости шестьдесят миль в час, сквозь ночь по межштатной автомагистрали № 80. На всех стенах в Кастильском доме висят бра из граненого стекла, а краны в ванной покрыты позолотой, но нет ни света, ни воды. Все очень красиво, но ничего не работает.

— Без водопровода и электричества, — говорит Адам. — Прямо как в детстве.

Мы сидим на заднем крыльце, свесив ноги наружу. Под ногами несется асфальт. Вонючие выхлопные газы клубятся вокруг.

В общине Церкви Истинной Веры, говорю я Адаму, мы жили просто и были всегда всем довольны. Мы были стойкими, гордыми и упорными. Вода и воздух у нас были чистыми. Мы не тратили время зря, все наши дни проходили в полезных занятиях. По ночам мы все крепко спали. Вот что я помню.

Вот почему мне не хочется возвращаться назад.

Там нет ничего, кроме Санитарной свалки для захоронения щепетильных материалов имени Тендера Бренсона. И меня совершенно не тянет увидеть своими глазами, как все это выглядит — кучи гниющей порнографии. За многие годы, со всей страны. Агент показывал мне фотографии для буклета. Тонны отживших свое непристойностей, полные доверху мусорные контейнеры и баки — завоз ежемесячно. И бульдозеры раскатывают все это слоем толщиной в три фута по всем двадцати тысячам акров.

Я не хочу это видеть. Я не хочу, чтобы Адам это видел, но у Адама по-прежнему — пистолет, а Фертилити рядом нет, так что никто мне не скажет, заряжен он или нет. Тем более что я уже как-то привык, чтобы мне говорили, что делать. Куда идти. Как себя вести.

Моя новая работа — следовать за Адамом.

Там что мы едем на земли общины. В Гранд-Айленде мы угоним машину, говорит Адам. Мы приедем в долину как раз на рассвете, предсказывает Адам. Осталось всего ничего. Какие-то считанные часы. Утром в воскресенье мы будем дома.

Мы оба глядим у темноту, что остается у нас за спиной. Мы уже столько всего потеряли. Адам говорит:

— Еще что-нибудь помнишь?

У нас все всегда было чисто — в церковной общине. Все дороги — в замечательном состоянии. Лето всегда было долгим, и каждые десять дней шел дождь. Зимы, я помню, были тихими и спокойными. Я помню, как мы разбирали семена ноготков и подсолнухов. Помню, как мы кололи дрова.

Адам спрашивает у меня:

— А ты помнишь мою жену?

Очень смутно.

— Ну да, там и помнить-то нечего, — говорит Адам. Он держит в руках пистолет. Иначе я бы здесь не сидел. — Ее звали Бидди Глисон. Мы бы жили с ней долго и счастливо.

Если бы кто-то не позвонил в полицию и власти не начали бы расследование.

— Мы бы с ней нарожали дюжину детей и получили бы денег, — говорит Адам.

Если бы в общину не заявился окружной шериф и не потребовал бы документы на всех детей.

— Мы бы мирно состарились на своей ферме.

Если бы не ФБР с их расследованием.

— Когда-нибудь мы бы стали старейшинами, — говорит Адам.

Если бы не Поход в Небеса.

— Если бы не Поход в Небеса.

Я помню, что жизнь была тихой и мирной. Коровы и куры свободно бродили по всей общине. Белье сушилось на улице. В амбаре пахло сеном. На подоконниках остывали яблочные пироги. Я помню, что это была не жизнь, а сплошная идиллия.

Адам смотрит на меня и качает головой.

Он говорит:

— Какой же ты глупый.

Я смотрю в темноте на Адама. Я был бы точно таким же, как он, если бы все сложилось иначе. Фертилити называет Адама моей контрольной группой. Если бы меня не крестили и не отправили во внешний мир, если бы я не стал знаменитым и не раскачался бы сверх всякой меры, я был бы таким же, как он, — с чистыми голубыми глазами и светлыми волосами. У меня были бы широкие плечи нормальных размеров. Как у Адама. Вместо холеных наманикюренных рук с прозрачным лаком на ногтях у меня были бы сильные, крепкие руки. Как у Адама. Его губы были бы моими губами. Я бы держал спину прямо. Его сердце было бы моим сердцем.

Адам глядит в темноту и говорит:

— Это я их убил.

Уцелевших братьев и сестер из Церкви Истинной Веры.

— Нет, — говорит Адам, — их всех. Всю общину. Это я позвонил в полицию. Как-то ночью я выбрался из долины и дошел до ближайшего телефона.

Я помню, у нас было много деревьев и птиц. Я помню, как мы ловили раков в речном заливе — на веревку с привязанными к ней кусками свиного жира. Когда мы вытаскивали веревку, весь кусок жира был облеплен раками.

— Я набрал ноль, — говорит Адам, — и сказал, что мне надо поговорить с шерифом. Я сказал тому человеку, который взял трубку, что только у одного из двадцати детей в общине Церкви Истинной Веры есть официальное свидетельство о рождении. Я сказал ему, что члены общины прячут детей от правительства.