Уцелевший

Пока горничная не пришла убираться в номере, агент сообщает мне, что он собирается пропустить ДСС через измельчитель бумаги. Вот прямо сейчас и займется.

Он говорит:

— А теперь оторви от матраса свою драгоценную задницу и вставай. И хорошенько запомни все, что я только что говорил, потому что уже очень скоро тебе придется все это пересказывать в полиции.

17

Из туалетных кабинок по обеим сторонам от моей доносятся стоны и шумное дыхание. Секс или запор — непонятно. В обеих перегородках моей кабинки есть дырки, но я не могу туда заглянуть.

Я не знаю, здесь ли Фертилити.

Если Фертилити здесь и сидит тихо рядом, дожидаясь, пока мы не останемся совершенно одни, я буду ее умолять о великом чуде.

Рядом с дыркой, которая справа, написано: здесь я в тоске и печали сидел, пытался просраться, но только пердел.

Рядом с этой — еще одна надпись: и так всю жизнь.

Рядом с дыркой, которая слева, написано: задрочу любому со знанием дела.

Рядом с этой — еще одна надпись: поцелуй меня в задницу.

Рядом — еще одна надпись: с большим удовольствием.

Это аэропорт в Новом Орлеане, то есть аэропорт, ближайший с Супердоуму, где завтра состоится матч за Суперкубок, когда я женюсь в перерывах между таймами.

И времени почти не осталось.

Мои сопровождающие и моя невеста ждут меня в коридоре снаружи, ждут почти два часа, пока я сижу здесь. Я так долго сижу на толчке, что мне уже начинает казаться, что сейчас у меня все вывалится через задницу — все мои внутренности. Спущенные брюки смялись вокруг лодыжек. Бумажная подкладка, которую кладут на стульчак, уже вся намокла. Голая задница тоже намокла. Пахнет здесь именно так, как и положено пахнуть в общественном туалете.

В кабинках справа и слева то и дело спускают воду, но как только выходит последний из посетителей туалета, тут же заходит следующий.

На стене нацарапано: и порнофильмы, и жизнь кончаются одинаково. Разница только в том, что жизнь начинается с оргазма.

Рядом с этой — еще одна надпись: приближение к концу — вот что больше всего возбуждает.

Рядом — еще одна надпись: прямо тантра какая-то.

Рядом — еще одна надпись: ну здесь и воняет.

В последней кабинке спускают воду. Последний мужик моет руки. Последние шаги затихают за дверью.

Я шепчу в дырку, которая слева: Фертилити? Ты здесь?

Я шепчу в дырку, которая справа: Фертилити? Это ты?

Больше всего я боюсь, что сейчас снова придет кто-нибудь, и усядется на толчке с газетой, и примется долго и обстоятельно облегчаться.

А потом из дырки, которая справа, доносится голос:

— Мне не понравилось, как ты обозвал меня шлюхой по телевизору.

Я шепчу ей: прости. Я просто читал по бегущей строке. По сценарию.

— Я знаю.

Я знаю, что она это знает.

Красные губы в дырке говорят:

— Когда я звонила, я уже знала, что ты меня предашь. Свобода воли здесь ни при чем. Это была модель Иисус-Иуда. Ты — просто пешка в моей игре.

Я говорю: спасибо.

Снаружи раздаются шаги. Кто-то входит в туалет и устраивается в кабинке слева от меня.

Я шепчу в дырку, которая справа: там кто-то пришел. Мы не можем сейчас разговаривать.

— Да все в порядке, — говорят красные губы. — Это наш старший брат.

Старший брат?

Губы говорят:

— Твой брат Адам Бренсон.

Из дырки, которая слева, вылезает дуло пистолета.

И голос, мужской голос, говорит:

— Ну, здравствуй, братишка.

Дуло движется в дырке, слепо целится мне в ноги, в голову, в грудь, в дверь кабинки, в бачок унитаза.

Рядом с дулом написано: отсоси у меня.

— Не бойся, — говорит Фертилити. — Он тебя не убьет. Я знаю.

— Я тебя не вижу, — говорит Адам, — но у меня тут шесть пуль, и уж хотя бы одна из них точно в тебя попадет.

— Ты никого не убьешь, — говорят красные губы черному пистолету. Они разговаривают друг с другом через мои голые белые ноги. — Он вчера приходил ко мне, тоже вот пистолетом грозился. Держал дуло приставленным мне к голове, но так и не выстрелил, только прическу испортил.

— Заткнись, — говорит пистолет.

— Он у него не заряжен, — говорят губы.

Пистолет говорит:

— Заткнись!

Губы говорят:

— Вчера мне снился еще один сон про тебя. Я знаю, что они с тобой сделали. Когда ты был маленьким. Это было ужасно. Теперь я понимаю, почему ты боишься секса.

Я шепчу: никто со мной ничего не делал.

Пистолет говорит:

— Я пытался этому помешать, меня тошнило от одной только мысли о том, что старейшины делали с вами, с детишками.

Я шепчу: это было не так уж и страшно.

— В моем сне, — говорят губы, — ты плакал. В первый раз ты был совсем маленьким и даже не представлял себе, что сейчас будет.

Я шепчу: это все в прошлом. Я обо всем благополучно забыл. А сейчас, я известный религиозный лидер.

Пистолет говорит:

— Ты ничего не забыл.

Нет, я забыл.

— Тогда почему ты девственник? До сих пор? — говорят губы.

Я завтра женюсь.

Губы говорят:

— Но секса у вас с ней не будет.

Я говорю, она очень красивая и обаятельная.

Губы говорят:

— Но секса у вас с ней не будет.

Пистолет говорит, обращаясь к губам:

— Так поступали со всеми тендерами и бидди, чтобы им не хотелось секса во внешнем мире.

Губы говорят пистолету:

— Это был настоящий садизм.

Кстати о свадьбе, говорю я. Мне нужно чудо. Великое чудо.