Утверждение правды

— Непременно, — уверенно согласился принц, развернувшись к Курту, и тот пожал поданную ему ладонь, замявшись с ответом. — Вы полагаете, что будет иначе, майстер Гессе? — невесело улыбнулся Фридрих, и тот вздохнул:

— В наши дни ни в чем нельзя быть уверенным. Но будем полагаться на лучшее.

— Покуда вы еще здесь, и я могу передать через вас весть отцу — помните, я обещал исполнить все, что пожелаете, если то будет в моих силах?.. Пусть вы не провели здесь целый месяц в праздности, развлекая мою персону, вы, несомненно, сделали достаточно для того, чтобы требовать что-то от меня. Правда, не знаю, чем я мог бы хотя бы вполовину расплатиться с вами за мою дважды спасенную жизнь.

— Кое-что можете, — помедлив, отозвался Курт и увидел, как недовольно нахмурился фон Редер. — Две вещи. Primo: оставайтесь в живых и впредь. Любой ценой. Secundo: не обманите наших ожиданий. Не моих и не Конгрегации, не Императора или приближенных, а всех нас, многих тысяч людей, живущих в вашем государстве. Ожиданий Империи. Вы ей нужны. И это — в ваших силах.

— Это… — произнес наследник медленно и, на миг запнувшись, договорил: — Это может оказаться довольно трудным — первое и второе вместе. Но я постараюсь.

Курт мельком улыбнулся, ободряюще кивнув:

— Вы сумеете… Ваше Высочество, — закончил он и, промедлив еще мгновение, коротко и четко, словно солдат на смотре, склонил голову в прощальном поклоне, прежде чем развернуться и выйти прочь.

Глава 18

Сентябрь 1397 года, Богемия

Солнце приближалось к горизонту по-осеннему стремительно. Закат… «Закат Империи», — невольно домыслилось само собою, и Рудольф болезненно покривился. А вдруг и в самом деле — это начало конца? Если никто и ничто не поможет — ни Конгрегация, ни верноподданные, ни шпионы, ни сам Господь Бог, и любые попытки удержать падающую Империю напрасны? Слишком быстро ее собрали, где-то встало криво, где-то не хватило цемента, где-то не был подобран нужного размера камень, и вот, вот он момент, когда все рухнет от малейшего толчка…

Плюнуть бы на всё, отдать государство курфюрстам, которые так этого жаждут, и пускай делают с ним что вздумается; выторговать себе вольную Богемию и дожить оставшиеся годы в спокойствии. Так ведь нет, не выйдет. С одной стороны, не позволят конгрегаты — правдами ль, неправдами ль, но заставят тянуть эту телегу и дальше; с другой стороны — довлеет память отца, который собирал Империю всю свою сознательную жизнь, отдав этому годы, себя самого, и как смотреть ему в глаза, когда повстречаются за гробом? И самому перед собою будет совестно, если все бросить, если сдаться… Да и жаль, если по чести сказать. Просто жаль уже затраченного времени, средств, сил, здоровья, в конце концов. Для чего были все старания, если теперь вот так просто отказаться от мечтаний юности, в которых Империя виделась великой, единой, мощной, как грезил отец?..

На стук в дверь своей комнаты Рудольф уже перестал нервно оборачиваться, перестал вздрагивать — привык. Привык уже и к тому, что сегодня дверь эта, не дожидаясь его отклика, распахивается, и внутрь входят, не спросив разрешения, эти двое конгрегатов… И ведь не обозлишься на них — ведь все делается «для его же блага»…

— Чем обязан, господа следователи? — осведомился Рудольф, отвернувшись от окна, распрямившись и даже сумев не пропустить в голос овладевшую им усталость. — Новости?

— В некотором роде, — кивнул старший из двоих, тоже бросив взгляд на перевалившее далеко за зенит солнце. — Едва мы покинули ваши покои, нам доложили, что один из задержанных вспомнил из прошедшей ночи нечто, показавшееся ему необычным, и пожелал сообщить это нам.

— Нечто необычное? — не сдержавшись, усмехнулся Рудольф. — Нечто кроме Дикой Охоты, скачущей над городом?

— Да, Ваше Величество, — в тон ему хмыкнул инквизитор. — Нечто кроме. А именно: как мы и предполагали, слова задержанных о том, что все они сидели по домам, есть ложь. Некоторых — да, и в самом деле заперли; каким образом проводился отбор тех, кто должен был остаться у жертвоприношения, никто сказать не может, и вот тут мы им верим. Могу допустить, что отобрали самых напуганных, безвольных и внушаемых, ибо целью было явно повязать жителей города с осуществленным обрядом: кому из них пришло бы в голову откровенничать с Инквизицией, будучи замешанным в языческом ритуале?

— Но кому-то все-таки пришло.

— Главное — стимул, — вскользь улыбнулся инквизитор, и Рудольф вздохнул:

— Понимаю. И что же он сказал?

На сей раз от стука в доски двери Рудольф едва не вздрогнул и на вошедших обернулся уже с неприкрытым раздражением.