Увечный бог (ЛП)

  "Тайна, о которой догадываются немногие. В доме шлюх любовь к детям - самое святое, что доступно смертным. Слишком драгоценное, чтобы насмехаться - каждая шлюха помнит, что была ребенком. Может, это горькие воспоминания, может, горько-сладкие, но это память о том, что было до сдачи. Они знают. Они святят невинность.

  Вот и всё".

  В священные праздники жрецы любят возбуждать толпу, и толпа забрасывает шлюх камнями. Они не выходят - он помнит, как женщины прятались в комнатах, говорили шепотом, чтобы звуки не просочились сквозь ставни, под двери. Он привык прятаться с ними, испуганный. В те дни он и приобрел ненависть к жрецам, к храмам, ко всем святым охотникам за грехом.

  "Что же, Увечный Бог, Падший Бог. Сумей я задушить тебя голыми руками, так и сделал бы. Убил бы всех жрецов, всех богов, всех, кого можно застать с камнями в руках. Во имя шлюх и того, что у них украли. Во имя детей".

  Он встал, поправил мешок, бесполезное оружие, бесполезные доспехи, повернулся к остальным, увидел, что все готовы. Тарр подал знак; они двинулись, один за другим.

  "Еще одна ночь. Во имя невинных".

  ***   

  Суставы Бутыла пылали огнем. Вздулись, покраснели. Каждый шаг стал мукой. Когда это истории было довольно, чтобы сохранить человека в живых? Сколь угодно душераздирающей, трагической истории. Пусть слушатель воспламенится. Мир не так прост. Бутыл никогда не верил в речи, сомневался в их силе. Провозглашай грезы, бросай толпе желания - она подхватит, отразит их, но вскоре люди расползутся, залезут в дома, вернутся к бытовым мелочам.

  Пусть в первой шеренге верят и пылают огнем, но назад никто не смотрит - не пора ли слинять? "Наверное, нам это и нужно. Найти норку, залезть. Для малой передышки. Пусть громовые голоса затихнут. Пусть наступит благая тишина.

  А те, что никогда не сдаются, пламенея так, что некуда укрыться, негде отдохнуть... смотрите, что с ними случается. Смотрите, какой лихорадочный жар в глазах. Они сделали жизнь пыткой, они превратили голос духа в бесконечный вой".

  Лихорадка, да. Он сам такой и еще хуже. "Мы ходячие мертвецы". Слова Скрипача или еще кого-то. Каракатицы? Не суть важно. Ходячим мертвецам так не больно. Ходячий мертвец не несет на спине тысячу вопросов. Вопросов без ответов.

  Бабушка ковыляет рядом с ним. Ей не место в пустыне, на этой дороге - но она здесь. Или это не бабка, а просто одна из свечных ведьм, мнущая тростник в артритических руках, делающая куклы для детей в ближней деревне. Подарки.

  "Чары. Помню, как ты делилась ими. Игрушки, говорила ты, качая головой. Игрушки даром! И они бежали со смехом.

  Но ты вплетала в куклы защиту. Благословения против болезней. Ничего могущественного, способного остановить лавину и наводнение. Но машущий кулачищами отец ... Дядя, что лезет темной ночью под одеяло... Эти платили за содеянное.

  Порезы, проходившие "сами собой". Избавление от лихорадки.

  Да, Бабушка, я буду идти. В твою память. Сделай мне куклу против боли.

  И возьми ребенка за руку. Расскажи еще раз, как они заплатят за содеянное".

  ***   

  Многие годы, еще тогда, когда ногти ее не искрошились о препятствия, не покрылись кровью из царапин, Улыба видела сон, носила его с собой словно жемчужину в разбитой раковине. Однажды она станет матерью, даст жизнь двойняшкам. Двум девочкам, визгливым и буйным, как все девчонки. Они будут играть на пляже под зорким ее оком.