– На север, – объявила высохшая старуха, напомнив сейчас Торанту своей кривой рожей его дядьку, который некогда получил сбоку по голове удар копытом, сломавший ему скулу и обе челюсти. Отпечаток копыта остался у него на лице до конца дней, он часто приговаривал с кривой беззубой ухмылкой:
И, переживи его собственный конь, заплачь о нем жена, как подобает вдовам, вместо того чтобы стоять у тела безо всякого выражения на лице, не начни дядька приглядываться к маленьким девочкам… Торант покачал головой. У любого, что зовет коня лучшим другом, камушки в черепушке и так уже не на месте.
При всем при этом сам Торант обнаружил, что к собственной лошади относится с вниманием, чуть ли не граничащим со страстью. И что ему тяжко видеть, как она страдает. От скудной пищи, от недостатка воды, от отсутствия рядом сородичей. Одиночество плохо действует на лошадей, поскольку они, как и люди, существа стадные, дух их слабеет, взгляд становится мутным.
– Пустыня сверкает смертью, – продолжила Олар Этил. – Нам нужно ее обогнуть. На север!
Торант бросил взгляд на детей. Абси успел на несколько шагов забрести на равнину и вернуться оттуда с осколком кристалла, расписавшим его голую руку радужными призмами. Высоко воздев свой трофей, он помахал им взад-вперед, словно мечом, и засмеялся. Двойняшки следили за ним безо всякого выражения на изможденных лицах.
Он совершенно не умеет ладить с детьми. В тот день, давным-давно, Красная Маска отправил его приглядывать за оул’данскими детишками, прекрасно зная про эту его неловкость, его дискомфорт. Красная Маска хотел его за что-то наказать – Торант уже не мог вспомнить, за что именно, да это и не важно. Оттуда, где он тогда находился, он видел падение своего великого вождя. И стал свидетелем смерти Тока Анастера.
Как он теперь понимал, то, что детям приходится видеть подобное, свидетельствует лишь о человеческом безумии. Страдания умирающего, ярость убийцы, жестокость победителя. А что довелось повидать двойняшкам с той предательской ночи? Шрамы должны были остаться даже у Абси, пусть он и кажется на удивление неспособным подолгу предаваться печали.
Нет, все это неправильно. Вот только оно, наверное, всегда было неправильным. Разве не наступает в жизни каждого ребенка тот миг, когда мать и отец утрачивают богоравный статус, знание всего и вся и не оказываются вдруг такими же слабыми, ограниченными и беспомощными, как и взирающее на них дитя? Что за тяжкое откровение! Мир враз делается угрожающим, в неизвестном скрываются всевозможные опасности, и ребенку остается лишь гадать, существует ли еще такое место, где можно будет спрятаться, спастись.
– На север, – в третий раз объявила Олар Этил и захромала вперед, тряся лохмотьями. Следом за ней суетливо устремились два ящерообразных скелетика – Торант не видел их уже несколько дней, но вот теперь треклятые существа объявились вновь.
Он наконец отвернулся от коня и подошел к детям.