Перед ее мысленным взором возникла Сладкая Маета, лицо которой вдруг расплылось в улыбке.
Фейнт сделала Амбе знак, чтобы они с волшебницей следовали за ней, и заковыляла вперед неровной походкой, морщась при каждом шаге.
Что это там впереди за армии, думала она. Кто это такие, во имя Худа, почему забрели так далеко на Пустошь ради одной идиотской битвы? И зачем потом разделились?
Услышав, как крякнул Амба, она обернулась.
Амба нес Наперсточка на руках, улыбка его сделалась еще шире, превратилась в губастую пародию на наслаждение, словно он, обретя наконец мечту своего сердца, заставлял себя если уж радоваться этому, так по полной. Голова Наперсточка моталась у него на плече – глаза зажмурены, рот полуоткрыт.
– Что это с ней такое?
– Обморок… от морок, – объяснил Амба.
– Ой, да пошел ты, недоделок.
Десять тысяч покрытых шерстью спин, черных, серебристых и серых, длинные поджарые тела. Словно стальные клинки, десять тысяч стальных клинков. Они бурлили перед глазами Сеток, расплывались, подобно острым кромкам волн в разбушевавшемся море. Ее несло вперед, прямо на высокие утесы, на торчащие клыки гнилых скал.
В ушах ее завывал ветер, снаружи, внутри, насквозь, заполнял каждую косточку ее существа громоподобной дрожью. Она чувствовала, как звери колотят о берег, как их ярость обрушивается на бесчувственный камень и на жестокие законы, что он олицетворяет. Они скалили зубы на небо, они кусали и грызли солнечные лучи, словно древки пронзавших их копий. Они встречали воем наступление ночи и охотились, преследуя собственную бесчувственную жестокость.
Утесы впереди тряслись от ударов – она была уже близко.