Увечный бог. Том 2

Арбалетная стрела отбросила колансийца на шаг назад, он опустил взгляд и с изумлением уставился на торчащее из груди древко.

Чья-то рука ухватила Скрипача за воротник, оттащила в сторону. На колени ему плюхнулся металлический арбалет, а следом – колчан.

– Заряжай, Скрип, – скомандовал Вал, обнажая короткий меч. – И не давай им слева ко мне подобраться, ладно?

– Что, Вал, звереть начал?

– Так точно.

– Помогай им боги.

Нападающий пронзил копьем правое бедро Флакона, пригвоздив его к земле, на что Флакон возразил, полоснув того мечом по животу. Когда колансиец, дико вереща, осел, Флакон решил, что победа в споре вроде как осталась за ним.

То есть просто спор? Только и всего? Но ты же видишь – это рабы. Они такого не заслужили.

Рядом опустился на корточки Битум – из пореза у него на лице хлестала кровь.

– Выдернуть копье, Флакон? Сейчас кровь почти не течет, но уж если выдернуть…

– Сам знаю, – ответил Флакон. – Но оно насквозь прошло, лучше уж без него, сержант. Я туда тряпки затолкаю.

– Кровью истечешь…

– Не истеку, сержант. Подумаешь, дырка хренова.

Битум повернул его на бок и быстро извлек копье.

– Течет, – сказал он, приглядываясь, – но не хлещет. Увижу Смрада – отправлю к тебе.

Флакон, у которого начала кружиться голова, кивнул, с усилием сел прямее и начал шарить в поясном мешочке, где обнаружился рулон бинтов. Он уже успел заткнуть дыру с одной стороны, когда снизу по склону полыхнуло чем-то горячим, затем послышались вопли, от которых кровь стынет.

Пораженный брат Серьез смотрел, в ярости от собственной беспомощности, как со стороны защищающихся полетели медного цвета гранаты, ударяя в колансийские порядки у подножия кургана и на близлежащей равнине. Там, где они разбивались, вспыхивало изумрудное пламя, казавшееся почти демоническим, с такой ненасытной жадностью оно охватывало войска.

Атака захлебнулась – он видел, как солдаты отшатываются, пытаясь уйти от огня.

Все займет дольше, чем предполагалось.

Он взглянул на северо-восток, надеясь увидеть на горизонте характерную тучу пыли. Да где же они?

– Хагграф, трубите отход. Подождем, пока потухнет пламя. А потом ударим еще раз и еще, пока не перебьем их всех.

Вонь горелой плоти имела странный привкус, что-то между серой и известью.

Увечный бог вслушивался в грохот битвы со всех сторон от себя. До него доносились крики боли и гнева, но это как раз неожиданностью не было. Помимо звона железа и треска деревянных щитов, помимо свиста стрел – некоторые ударяли совсем близко – и хруста, с которым древки ломались о бесчувственный камень, он слышал, как солдаты перекликаются между собой, слышал их тяжкое дыхание, когда они изо всех сил старались выжить сами и убить тех, кто встает против них волна за волной, и им, кажется, конца не будет.

Небо над головой, заполненное душами, которые после его падения в этот мир остались в одиночестве, казалось почти ослепительным. Он также надеялся их услышать, но они, затерянные в небесах, были для этого слишком далеко. Пытаются ли они сохранить веру, несмотря на столь долгое отсутствие своего бога? Или поддались жестокой злобе, так часто постигающей духовно опустошенных? И блуждают сейчас без цели, обуянные ужасом бессмысленного существования?

Вокруг него стало вспыхивать пламя – хотя не настолько близко, чтобы ощутить жар. Почти сразу воздух заполнился воплями.

Со всех сторон – звуки смерти. Ему уже доводилось их слышать раньше. Ничего нового, и никак не способствует пониманию. Смертные столь охотно прерывают собственное существование во имя благородных причин и побуждений – и разве это не самая всеобъемлющая, самая поразительная из жертв? Такая, про которую все боги давным-давно забыли; такая, какую они в своем закостенелом безразличии и понять-то не способны.

Все, что эти женщины и мужчины знают, – их собственная плоть. Такая же, что и та, в какую я сейчас облекся. Это наша граница, ужасная граница. Хрупкая, недолговечная. Вспышка света, короткий вздох.

Я слышу, как вы с ней расстаетесь. С единственным даром, что вам дарован, – вы его возвращаете небесам. А мир движется мимо, почти ничего не замечая.

Неужели заметить некому?

Я не останусь слеп к вашим смертям. Я буду помнить.

Увечный бог слушал – звуки трубящих отступление рогов, крики, призывающие лекарей, шум стычек, означающий, что на осажденных накатывается новая волна. Увечный бог слушал – и ждал.