Увечный бог

  Банашар вздохнул и кивнул на меч: - Она будет его защищать, Адъюнкт.

  Тавора вздохнула. - Но... это может ее убить.

  Он кивнул, не доверяя голосу.

  - Уверены, Демидрек?

  - Деми... боги подлые, вы учились теологии? Тайскренн был...

  - Этот титул подобает вам как последнему живому жрецу Осенней Змеи.

  - Чудно. Где же расшитые золотом мантии и роскошные кольца?

  Вошел адъютант, кашлянул. - Адъюнкт, три лошади оседланы и ждут снаружи.

  - Благодарю.

  Банашара вдруг пробрал холод, руки замерзли, словно он опустил их в ведро с ледяной водой. - Адъюнкт... мы не знаем, будет ли освобождено сердце. Если вы...

  - Они преуспеют, Демидрек. Ваша собственная богиня верит, что...

  - Неверно!

  Тавора удивленно замолчала.

  - Все проще, - пояснил Банашар, и слова его имели привкус пепла.- Д'рек не важно, будет Увечный Бог целым или нет, будет он бормочущим идиотом или трупом с выпотрошенным брюхом и дырой в груди. Не важно. Что бы вы ни получили... она желает от этого избавиться.

  - Тогда....- Она сузила глаза.

  - Правильно. Слушайте последнего Демидрека, ибо он знает: его божество потеряло веру.

  - Они не проиграют, - шепнула Тавора, уставившись на меч.

  - А если Напасть их предаст? Что тогда?

  Она трясла головой. - Вы не понимаете.

  - Все наши сомнительные союзники, Адъюнкт - достаточно ли они сильны? Наделены ли волей? Упорны ли? Когда начинают падать тела, когда льется кровь... слушайте меня, Тавора - мы должны оценить, что делаем - что делаем здесь - исходя из возможности их провала.

  - Не буду.

  - Думаете, я не питаю уважения к принцу Беддикту или королеве Абрастали? Но, Адъюнкт, они ударят туда, где Аграст Корвалайн сильнее всего! Где находятся самые могущественные из Форкрул Ассейлов... Вам не приходило на ум, что союзники слишком слабы?

  Она так же трясла головой, Банашар различил всплеск ярости - "ты будешь всего лишь ребенком, зажимающим уши руками, чтобы не слышать неприятное?"

  - Вы не понимаете, Демидрек. Похоже, ваше божество тоже.

  - Так расскажите мне. Поясните мне! Откуда, Худа ради, такая уверенность?

  - К'чайн...

  - Адъюнкт, это последний выводок треклятых ящеров. Кто бы ни казался командующим, ими командует Матрона. Матрона ДОЛЖНА командовать. Увидев гибель слишком многих детей, она прикажет отступить. Обязана будет! Ради выживания рода!

  - Их ведут Геслер и Буян, Банашар.

  - Боги подлые! Не слишком ли много веры вы вложили в двух отставных моряков?

  Она встретила его гнев, не склоняя взора. - Столько, сколько нужно. Ну, думаю, можно простить вам миг сомнения. Пора ехать.

  Он еще посмотрел на нее и ощутил, как напряжение уходит. Выдавил кривую улыбку. - Я Демидрек Осенней Змеи, Адъюнкт. Возможно, она слышит вас моими ушами. Возможно, мы сможем преподать Д'рек урок веры.

  - Лучше бы так, - бросила она, хватая меч.

  Они вышли наружу. Две лошади стояли без седоков, в седле третьей неловко сидел... Банашар пригляделся и кивнул: - Капитан.

  - Жрец, - ответил Скрипач.

  Банашар и Адъюнкт поспешно сели - тощие животины чуть не упали под весом. Все трое развернулись и выехали из скрытого высокими травами малазанского лагеря.

  На северо-запад.

  Мало было сказано слов в этом путешествии. Они скакали всю ночь, переходя с рыси на галоп. Западный горизонт иногда озарялся мутно-алыми вспышками молний; в небе правили Нефритовые Чужаки, затмевая звезды; колышущиеся травы имели в полумраке здоровый зеленый цвет - хотя дневной свет доказал бы иллюзорность такого впечатления. Здесь годами не было дождя, копыта коней крушили стебли травы, словно серпы.

  Завидев вершину, поднимающуюся над всеми мелкими холмиками, Адъюнкт направилась к ней. На всех возвышенностях можно было найти следы старых стоянок - неровные круги валунов, указывавшие на места расположения хижин-типи. В тысяче шагов к юго-западу местность понижалась к широкой и неглубокой долине; ее дальний склон был отмечен длинными волнообразными полосами - камни и валуны создавали загоны, тупики и выходы для диких зверей. Но дичь давно ушла отсюда, как и древние охотники.

  Банашара захватила заброшенность этой страны; словно кожный зуд, его терзала мысль о смертности."Всё проходит. Все наши обычаи делать дела и видеть вещи, все старые пути жизни. И все же... сумей я ступить назад, в ту эру, окажись незримо среди этих людей - я был бы таким же, ничем не отличимым изнутри... боги, сумей я выразить это словами, хотя бы для себя, мог бы зваться мудрецом.