Увечный бог

  "Кроме моей - я оставался слишком близко от меча. Нужно было залечь внизу, с солдатами. Но я задержался. Не хотелось видеть лица, чувствовать ужасную любовь, которая охватывает командира пред битвой - любовь к солдатам, каждому из них. Она растет и растет, пытаясь порвать сердце.

  Смелость подвела... и теперь..."

  Гу"Ралл кружил высоко вверху. Наблюдал, как Великие Вороны бросались на холмик, видел вспышки сырой силы. Чернокрылые существа приносили себя в жертву, одно за другим, чтобы вернуть богу живую плоть - сделать смертный дом для его души.

  Одна из птиц пролетела рядом, он следил за ней нижними глазами.

  - К'чайн Че'малле! Я Карга, мать всех этих благих детей! Ты принес дар! - Она засмеялась.

  Потянувшись к разуму, Гу'Ралл отпрянул при первом касании - столь чуждой, столь холодной была ее сила.

  Карга кашлянула. - Осторожно! Мы анафема в этом мире! Слушай же хорошенько - твоя задача еще не выполнена. После всего ты понадобишься на рассвете. И скажу тебе: в миг ужасной нужды снова погляди на небеса. Понимаешь?

  Я дала обещание славнейшему из владык. Я отослала лучшую дочь, но она вернется. Увидишь, она вернется!

  Огромный Ворон подлетал все ближе. - Смотри вниз! Почти все сделано. Мы ждали этого всю жизнь - видишь, что мы сделали? Видишь?

  Он видел. Фигура простерлась подле меча из отатарала, цепи приковывали ее к земле. Но в груди зияла дыра.

  Гу'Ралл изогнул крылья, падая.

  Карга летела следом, дико каркая.

  Последние из воронов влились в тело, вспыхивая мутной силой.

  Хлопая крыльями, чтобы замедлить падение, Ассасин приземлился, задевая тело человека, и поглядел - ужасаясь пародии, созданной Великими Воронами. Кривые кости, вздутые мышцы, блеклая кожа; лицо словно искажено болезнью.

  Он взял сердце в передние лапы, неспешно склонился и положил в рваную рану, словно камень. Кровь затопила дыру.

  Плоть сшивалась, ребра нарастали как корни.

  К'чайн Че'малле снова простер крылья и взвился в небо.

  Карга наблюдала сверху."Возрожден! Возрожден! Смотрите, все души в небе - смотрите на того, кто украден у вас! Он почти рядом - ваше блуждание в пустыне закончено, ибо искра его жизни возвращается, и глаза откроются!

  Узрите! Я - эта искра.

  Он был сброшен. Он был порван. Разбросан по миру. Он сделал нас, чтобы мы хранили его жизнь - мы кормились на его трупе, его волей.

  Вы, души в небе - ваш бог не терял веры. Не терял".

  Едва Че'малле взлетел, Карга кинулась вниз, высвобождая силу. Всю, что имела. Уставившись на тело, издала последний крик - торжествующий - прежде чем упасть куда следует.

  Последний взрыв такой силы, что Скрипача отбросило. Он покатился к краю склона. Задыхаясь, втягивая ставший холодным ночной воздух, встал на колени и руки. Удивляясь, что еще жив.

  Тишина поглотила холм - но нет, он видел морпехов и панцирников - они вставали, на лицах выражение растущего удивления. Шум в ушах затихал, он уже слышал голоса сквозь отзвуки взрывов.

  Заставил себя встать. Увидел, что камень, за которым прятался, почти повален - как и остальные в круге. На земле не было каменных наконечников, только обгоревшая почва.

  Скрипач захромал вперед, видя фигуру около меча.

  Изломанный, уродливый мужчина. Увечный Бог.

  Тяжкие цепи пришпиливали его к земле.

  "Нам таких никогда не сломать. Не с этим мечом. Мы всего лишь сделали его еще уязвимее. Теперь его действительно можно убить.

  Возможно, это будет милостью".

  Тут он увидел, что человек смотрит на него.

  Скрипач подошел ближе. - Прости, - сказал он.

  Однако искаженное лицо смягчилось, и Увечный сказал слабым голосом: - Не нужно. Подойди... я еще так... слаб. Я хочу тебе кое-что сказать.

  Скрипач подошел и опустился наземь. - Есть вода. Еда.

  Бог качал головой. - Когда я был лишь болью, когда от меня исходили лишь злоба и жажда повредить миру, я видел в вас, малазанах, обычных людей. Детей жестоких богов. Их орудия, их оружие. - Он помедлил, хрипло вздыхая. - Нужно было почувствовать, что вы другие - разве не поборник вашего императора бросил вызов Худу на последнем Сковывании? Разве не он крикнул, что искомое ими несправедливо? Разве не он жестоко заплатил за горячность?

  Скрипач потряс головой: - Ничего не знаю об этом, Повелитель.