- Что чувствует Килмандарос, - спросил Эрастрас, - насчет убийства своих детей?
Сечул Лат оглянулся на мать, потом поглядел на спутника: - Ты так и не понял? Она НИЧЕГО не чувствует.
И тут же одинокий глаз смущенно заворочался.
Чего дитя желает, но еще не имеет? Есть ли у вас нечто, чего не желает дитя? Баделле проснулась утром с эхом вопросов в голове. Был женский голос, а потом мужской. И в обоих звучали нотки отстраненного отчаяния.
Она села под лучами солнца, сочившимися сквозь окно, изгонявшими холод из тела - словно она ящерка или змея - и попыталась понять ночные видения, темные и тревожные голоса незнакомцев, что вещали о таких ужасных вещах.
Она глянула в сторону Седдика, сидевшего на полу в окружении собрания бесполезных штучек. На его до странности морщинистом лице непривычное выражение.
Однако то, чем они владеют, что имеют, вовсе не обязательно является благом, достоинством. Иногда имущество становится ядом, но голодное дитя не разбирает. Куда ему. Так преступления передаются от рода к роду.
Она отвернулась от солнечного света, в глубь комнаты. - Ну, готов?
Седдик виновато дернулся, но потом кивнул.
Баделле изогнулась, выглянув из окна, обозревая западную часть площади. Там был Рутт с Хельд на руках. Остальные ждали в тенях зданий, словно резные фигуры вышли из своих каменных мирков.
Да, так и есть. Они съели все плоды в садах города.
- Пришло время. Оставь эти штучки позади, Седдик.
Вместо этого он принялся складывать их.
Баделле содрогнулась от вспышки гнева, за которым последовал страх. И то, и другое - непонятно откуда взялось. Вздохнув, она оторвалась от подоконника. - Будут Осколки. Алмазы, Рубины и Опалы. Мы снова начнем умирать.
Мальчик смотрел всё понимающими глазами.
Она снова вздохнула. - Среди нас уже есть отцы. Нужно внимательно наблюдать за ними, Седдик, вдруг они найдут в себе отцовские думы.
Тут он потряс головой, словно отвергая ее слова. - Нет, Баделле, - прохрипел он. - Они лишь заботятся о младших.
Она покинула комнату. Седдик шел следом, и мешок с безделушками казался в его руках новорожденным младенцем. Вниз по крутым ступеням, через холодный воздух тайных коридоров, потом наружу, под слепящую жару. Баделле без колебания прошла туда, где был Рутт, смотревший на нее затуманенными глазами. Когда она подошла близко, прочие дети вышли на солнце, сбившись в наскоро созданные семейства. Рука за руку. Тряпки на головах, обмотанные ноги. Она сбилась с шага. Она уже забыла, как много осталось в живых.
Заставив себя идти, она подошла к Рутту, а затем развернулась и вскинула руки над головой.
Город выплюнул нас
Мы слишком горьки и кислы
На вкус.
Жизнесосы - слепцы отвернулись
Подавившись
Проглотив то, что было для нас
То, что думали мы унаследовать
Мы хотели то
Что было у них
Мы считали, что
Нам оно пригодится тоже
Как годилось всем им
Они жрали наше грядущее
Глаза отводя
А теперь хрустальные стены
Взяли наши желания
Выплюнув
То, что осталось
Как немного
Только горькое очень, кислое очень
На вкус
Вот и всё, что сейчас
В ваших ртах
Что-то горькое, кислое очень.
Рутт еще немного посмотрел на нее, потом кивнул и пошел по широкому проспекту. На запад, в Стеклянную Пустыню. За ним Змея разматывала кольца после месяцев сна.
Змея что-то поняла, Баделле это видела. В спорых, твердых шагах построившихся детей, в суровых лицах, в сумрачности, оттеняющей знакомые усталые черты.
Вскоре они достигли границы города, увидели плоские блестящие пустоши.
Глава 6