Увертюра к смерти

— Что ж, — мягко произнёс Аллен, — давайте продолжим разговор и все проанализируем несколько по-иному. Что каждый из вас делал в субботу после полудня? Это было вчера.

— Мы оба были здесь, в доме, — ответила Дина. — Папа пошёл спать, а я повторяла свою роль.

— В котором часу вчера вечером вы пришли в ратушу?

— Мы вышли из дома в половине седьмого, — сказал Коупленд, — и пошли по дорожке через наш сад и рощу.

— Там кто-нибудь был?

— Да. Там была Глэдис Райт, так ведь, Дина? Она одна из лучших наших помощниц и отвечала за программки. Глэдис находилась в вестибюле ратуши. Кажется, остальные девушки либо уже были там, либо пришли вскоре после нас.

— Вы можете мне точно рассказать все, что вы делали до момента убийства?

— Конечно, могу, — подхватил ректор. — Я убедился, что один экземпляр пьесы и велосипедный звонок, которым я должен был воспользоваться, лежат на своих местах, затем я сел в кресло на сцене, чтобы не мешать подготовке остальных и следить, чтобы никто из зрителей не заходил за кулисы. Я был там до тех пор, пока Дина не позвала меня поговорить с мисс Прентайс.

— Вы ожидали, что мисс Прентайс не сможет играть?

— Честно говоря, нет. Наоборот, она сказала мне, что палец её почти не болит. Это было вскоре после её прихода.

— Вам было сложно убедить её отказаться от игры на рояле?

— Да, на самом деле сложно. Она была настроена решительнейшим образом, но её палец оказался в очень плохом состоянии. Играть больной рукой невозможно, и я сказал ей, что буду очень недоволен, если она станет упорствовать.

— И, исключая это время, вы ни разу не покидали сцены?

— О! О да, я до этого подходил к телефону, когда мы пытались дозвониться до миссис Росс. Это было в половине восьмого. Телефон в ратуше соединён с нашим, а горничная Мэри глуховата и подолгу не берет трубку.

— Мы все были как ненормальные, — раздался голос Дины. — Эсквайр, Генри, папа и я — мы все стояли вокруг телефона и слушали указания мисс Кампанула. Хотя она не говорила, а рычала. На эсквайре не было брюк, только шерстяные розовые кальсоны. Мисс Прентайс подошла к нам, но когда увидела эсквайра, закудахтала, как курица, и убежала. Больше никто не обратил внимания на вид эсквайра, даже мисс Кампанула. Мы все так волновались из-за опоздания других актёров. Папа уже собирался идти домой, чтобы позвонить оттуда, когда мы наконец дозвонились до Мэри.

— Затем я вернулся на сцену, — добавил ректор.

— Я не могу сказать вам точно, что я делала, — сказала Дина. — Я была везде.

Она внимательно вглядывалась в окно.

— Вот идёт Генри.

— Почему бы вам не встретить его? — предложил Аллен. — Расскажете ему, как я вас тут третирую.

— Нет, вы не третируете, но я пойду, — сказала Дина. Она открыла окно и перелезла через низкий подоконник прямо в сад.

— Прошу прощения, — произнёс Аллен, когда окно захлопнулось.

— Она хорошая дочь, — грустно прошептал ректор.

— Вне всякого сомнения. Господин Коупленд, вы понимаете, в каком странном положении мы находимся? Если предполагаемой жертвой была мисс Прентайс, нам необходимо проследить за каждым её движением, её разговорами.., да если возможно, то даже за её мыслями в течение этих последних дней. Мы находимся в необычном положении, имея, несомненно, живую жертву при совершенном убийстве. Существует даже возможность, что убийца может предпринять вторую попытку.

— Нет! Нет! Это было бы слишком ужасно.

— Я уверен, что, как сказала ваша дочь, вы многое знаете об этих двух женщинах, то есть о фактической и, насколько мы понимаем, о подразумевавшейся жертве. Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь, что могло бы пролить свет на эту тёмную путаницу чувств?

Ректор сжал кулаки и устремил взгляд на огонь.

— Я очень сильно обеспокоен, — сказал он. — Но не вижу, чем мог бы вам помочь.

— Вы хотите сказать, что пользовались их доверием и что при обычных обстоятельствах никогда бы не рассказали того, что знаете?

— Разрешите мне самому объяснить. Как вам, конечно, уже известно, я слышал исповеди многих прихожан. Ни при каких обстоятельствах я не нарушу тайны исповеди. Это само собой разумеется. Более того, если бы даже я это сделал, то это ничего бы не дало. Я говорю вам это, чтобы вы не думали, что я имею ключ к тайне.

— Я признаю вашу точку зрения, — сказал Аллен, — и уважаю её.

— Я очень рад. Я знаю, что многие рассматривают таинство исповеди в англо-католической церкви как любительскую подмену римского ритуала. Это не совсем так. Римская церковь говорит: “Ты должен”; протестанты-нонконформисты говорят: “Ты не должен”; англокатолическая[12] церковь говорит: “Ты можешь!"

Но Аллен пришёл сюда не для того, чтобы спорить о различных церковных доктринах. Да и ни при каких обстоятельствах не стал бы этого делать.

Он сказал:

— Я понимаю, что священник, который слушает исповеди, независимо оттого, к какой конфессии он принадлежит, должен рассматривать этот ритуал как нечто неприкосновенное. Я веду речь не об этом. Может быть, вас терзают сомнения, не рассказать ли мне о чем-то, что вы слышали от одного из ваших кающихся грешников вне исповеди?