Но лицо господина Коупленда было розовым от смущения, а Дина все еще переживала, что допустила бестактность. Ректор стал обращаться к ней так, словно она ребенок в церкви. Его голос сделался несколько елейным, а в движениях его головы Аллейн распознал манеры проповедника, стоящего на кафедре. Он говорил:
— Дина, ты нарушила торжественное обещание, и к этой своей вине ты добавляешь намеренное уклонение, невоспитанность и неоправданную дерзость. Мне придется кое-что объяснить господину Аллейну. — Он повернулся к Аллейну: — Моя дочь и Генри Джернигэм, — произнес он, — питают друг к другу привязанность, которой ни его отец, ни я не одобряем. Дина сказала, что они поклялись не встречаться наедине в течение трех недель. Пятница была последним днем из этих трех недель. Мисс Прентайс в этом вопросе была на нашей стороне. Если она встретила их в тот момент, когда, как призналась Дина, они полностью забылись и игнорировали свое обещание, я уверен, что она была крайне разочарована и подавлена.
— Ничего подобного! — воскликнула Дина, немного оправившись от смущения. — Она ничуть не была разочарована или подавлена. Она была мертвенно-бледной от злости.
— Дина!
— О папа, почему ты закрываешь глаза? Ты должен знать, что она собой представляет. Кому и знать, как не тебе!
— Дина, я должен настоять…
— Нет! — закричала Дина. — Нет! Сначала ты говорил, что я что-то делаю тайно от тебя, затем, когда я полностью откровенна и ничего не скрываю, тебе это тоже не нравится. Мне в какой-то мере жаль, что мы с Генри не выдержали всего срока, но мы почти выдержали, и мне и в голову не приходит считать, что в пятницу после полудня произошло нечто ужасное. Я не позволю, чтобы о нас с Генри пошли грязные слухи. Я прошу прощения, что была груба с господином Аллейном и я… что ж, это абсолютно очевидно, что я была не только груба, но и сказала глупость. Я хочу сказать, это очевидно потому, как он это воспринял… хочу сказать… о черт! Ой, папа, прости меня.
Аллейн с трудом сдержал смех.
— Дина! Дина! — повторял ректор.
— Да, что ж, мне действительно жаль. И теперь господин Аллейн будет думать невесть что об этой встрече в пятницу. Я могу также сказать вам, господин Аллейн, что, по нашему с Генри мнению, мисс Прентайс немного не в своем уме. Это хорошо известное явление у старых дев. Она пыталась подавить свое естество и… и… пыталась сделать это с помощью религии. Тут ничего не попишешь, папа, но это так. Но она потерпела неудачу. Она становится все более и более мрачной, и когда видит двух нормальных, здоровых людей, любящих друг друга, то приходит в ярость.
— Это я потерпел неудачу, — сказал ректор, с отчаянием глядя на свою дочь.
— Нет. Ты — нет. Просто ты не понимаешь этих двух женщин. Ты — ангел, но далекий от современности ангел.
— Мне было бы интересно узнать, — заметил Аллейн, — как ангел может долететь до наших дней. Специальные крылья у него, что ли?
Дина улыбнулась.
— Что ж, вы знаете, что я имею в виду, — сказала она. — И я права в отношении этих двух леди. Если бы вы слышали мисс Прентайс! Это было просто-напросто стыдно и противно. Она вся дрожала и как будто задыхалась. И говорила нам самые ужасные вещи. Она грозилась рассказать одновременно тебе, папа, и эсквайру. Она предположила… О, это было невероятно. Что еще хуже, она брызжет слюной, когда говорит.
— Дина, дорогая!
— Ну папа, это правда. Я обратила внимание на лиф ее дурацкого платья, и это было отвратительно. Она либо брызжет слюной и плюется, либо проливает чай на платье. Честно! И, в любом случае, она была полна яда — я имею в виду то, что она говорила.
— Кто-нибудь из вас пытался остановить ее? — спросил Аллейн.
— Да, — сказала Дина. Она резко побледнела и быстро добавила: — В конце концов она проковыляла мимо нас и пошла вверх по дороге.
— Что сделали вы?
— Я пошла домой.
— А господин Джернигэм?
— По-моему, он пошел на Клаудифолд.
— По крутой тропинке? Он не пошел вместе с вами?
— Нет, — сказала Дина. — Он не пошел со мной. А что в этом такого?
2
— Я не могу понять, — заметил ректор, — какое отношение эта грустная история может иметь к трагедии.
— Я обещаю, — сказал Аллейн, — что любая информация, которая не будет иметь отношения к делу, не получит дальнейшего выхода. Нас совершенно не интересуют факты, не связанные напрямую с самим происшествием.
— Что ж, это не имеет отношения к делу, — заявила Дина. Она вытянула вверх подбородок и сказала громко: — Если вы думаете, что мисс Прентайс заставила нас почувствовать смущение и неловкость и это является мотивом для убийства, вы ошибаетесь. Мы нисколько не боимся ни самой мисс Прентайс, ни того, что она может сказать или сделать. Ни для меня, ни для Генри это не имеет никакого значения. — Нижняя губа Дины дрожала. Она добавила: — Мы просто рассматриваем ее с точки зрения психоанализа, и нам ее немного жаль. Только и всего. — Она издала звук, похожий на всхлип.
— О моя дорогая, какая чепуха, — сказал ректор.
Дина отошла к окну.