Увядание

Иду вдоль забора, ищу, где же он заканчивается, но скоро становится яснее ясного, что конца у него нет; он, должно быть, огибает все имение кольцом длиною во много миль.

Что теперь?

Я не знаю. Не знаю.

Спасение так близко. Просовываю пальцы сквозь решетку, и вот моя рука оказывается на свободе. Мне почти удается ухватиться за ветку растущего по ту сторону забора дерева. Безумным взглядом шарю вокруг. На деревья забраться невозможно; ветви расположены слишком высоко; ограда обледеневшая. Пытаюсь сколоть наледь с решетки. Бесполезно. Но я не оставляю попыток до тех пор, пока Габриель не оттаскивает меня прочь. Расстегнув свое шерстяное пальто, он прижимает меня к своей груди и запахивает его поверх нас обоих. Стоим на коленях, привалившись к сугробу, и мне кажется, я знаю, какие слова вертятся у него на языке. Выхода нет. Мы замерзнем и умрем.

Но я совершенно не чувствую ни капли покорности судьбе, которая овладела мною во время урагана. В ту ночь я была совершенно уверена, что умру, и все же какой-то внутренний голос приказывал мне идти вперед и не сдаваться: забравшись на маяк, я увидела выход. Это не могло быть простой случайностью.

Габриель целует меня в лоб. Но даже его губы, всегда такие теплые, похолодели. Я немного отстраняюсь, поднимаю воротник его пальто, чтобы прикрыть ему от ветра уши. Он прячет руки в моих волосах, обхватывает меня за шею, и так мы согреваем друг друга.

Достаю из кармана зажигалку Дженны, но на ветру почти невозможно ее зажечь. Мне приходится высвободиться из-под пальто Габриеля, и он закрывает зажигалку ладонями так, чтобы ветер не уничтожил огонек пламени. На ум приходит история, которую я вычитала в одной из книг библиотеки Линдена. Она о девочке, которая была на грани жизни и смерти и жгла спички, чтобы согреться. Каждое маленькое пламя очередной спички оживляло в ней новое воспоминание. Но сейчас мое единственное воспоминание – о Дженне, о ее маленькой, но яркой жизни, дрожащей в наших руках, единственном источнике света в окружающей тьме. Наверное, все, чего бы я хотела, – осветить ее огоньком все вокруг и смотреть, как это место полыхает, подобно тем жутким занавескам. Поджечь одно дерево и наблюдать, как огонь перекинется на все остальные. Но ветер слишком сильный. Мне чудится, что эту вьюгу каким-то образом навлек Вон. Боюсь, что завтра утром он найдет наши с Габриелем тела, замерзшие и безжизненные, в шаге от заветной цели.

Не бывать этому. Такого удовольствия я ему не доставлю.

Я обдумываю свою затею, как вдруг ветер доносит до нас чей-то голос. Решаю, что мне это опять грезится, но Габриель тоже вглядывается в белую тьму. Мы можем разобрать только размытые очертания фигуры, бегущей к нашему маленькому огоньку.

Вскакиваю и тяну за собой Габриеля. Это Вон. Он пришел разделаться с нами или, хуже того, затащить в подвал, привязать ремнями к операционным столам, а после пытать нас и калечить в той самой комнате, где лежат тела Роуз и Дженны. Срываюсь было с места, но Габриель останавливает меня. Человек подходит ближе, и это вовсе не Вон.

Это тот нервный слуга, что занял место Габриеля. Тот, который думает, что я хорошая; тот, который подсказал мне заглянуть в салфетку, а там оказался леденец.

Он размахивает чем-то у себя над головой. Это карта-ключ. Его губы двигаются, но при таком ветре, да еще со снегом разобрать слова невозможно. Поэтому нам с Габриелем остается только наблюдать, как он проводит магнитной картой через считывающее устройство. Медленно, застревая в снегу, открываются ворота.

Я стою, словно оцепенев, толком не понимая, что происходит, и гадая, можно ли верить своим глазам. Мне все еще кажется, что Вон вот-вот – ну, не знаю, выпрыгнет из-за дерева и выстрелит в нас или что-то в этом роде.

Но слуга жестами поторапливает нас на выход и, мне кажется, говорит: «Идите, идите!»

– Но почему? – спрашиваю я и подхожу к нему, чтобы расслышать его ответ. – Почему ты нам помогаешь? И откуда узнал, где нас искать? – стараюсь я перекричать ветер.

– Твоя сестра попросила меня помочь вам, – объясняет он. – Та, что помладше. Рыженькая.

27

Кажется, мы бежим целую ночь. Нам кажется, что весь мир исчез и не осталось ничего, кроме этой тропинки, деревьев и снежной мглы вокруг. Останавливаемся, чтобы отдышаться, но ледяной воздух сжимает горло, сдерживая рвущееся из груди дыхание. Мы замерзли, выбились из сил, а ветер все еще свирепствует.

В нашей библиотеке я наткнулась на первую часть «Божественной комедии» Данте. В ней описывается место, куда люди попадают после смерти. Оно называется ад и имеет вид огромной воронки, состоящей из множества кругов. В одном из них – пара влюбленных, наказанная за супружескую измену. Их обрекли на вечные муки. Терзаемые диким вихрем, они не могут говорить, не могут слышать друг друга, не знают ни мгновения покоя.