Увядание

Положа руку на сердце, я не раз задавалась вопросом, почему Линден не спешит с исполнением своих супружеских обязанностей. Может, почувствовал, что я не готова, и дал мне возможность немного к нему привыкнуть? И надолго ли у него хватит терпения?

Она поворачивается ко мне. Я могла бы поклясться, что в ее серых глазах молнией мелькнул страх.

– Да с ним-то как раз все понятно, – признается она.

– А кто тебя тогда беспокоит? Распорядитель Вон? – моргнув, спрашиваю я.

Она кивает в ответ.

Перед глазами всплывают картины одна страшнее другой – мертвая Роуз в подвале, зловещие коридоры, которым не видно конца. Ясно, что у Дженны с ее недюжинной наблюдательностью появились свои причины бояться этого места. На кончике языка так и вертится вопрос: Дженна, а что тебе сделал Распорядитель Вон?

Вот только хочу ли я получить на него ответ? Как вспомню руку Роуз, едва прикрытую простыней, аж мурашки по коже. За внешним лоском этого дома не сразу разглядишь, что за мерзкие и опасные твари населяют его потайные уголки. Вот бы оказаться где-нибудь далеко отсюда, прежде чем придется познакомиться с ними поближе.

10

Кажется, будто каждый день листва вспыхивает новыми красками. Я здесь уже полгода. Стараюсь не попадаться на глаза Распорядителю Вону. Когда за ужином мы оказываемся за одним столом и он принимается отпускать шутливые замечания по поводу погоды или поданных блюд, я улыбаюсь, стараясь не подавать вида, что от одного звука его голоса у меня сжимается горло и крутит живот.

Однажды днем, когда я наслаждаюсь одиночеством, лежа на траве в апельсиновой роще, из-за деревьев неожиданно появляется Линден. Не знаю, искал ли он меня или пришел сюда, чтобы побыть одному. Я улыбаюсь ему, говоря себе, что рада его видеть. В последнее время почти все внимание Линдена направлено на мою младшую сестру, и у меня редко появляется возможность расположить его к себе. И вот мы оказываемся только вдвоем в столь любимом его покойной женой уголке поместья. Я не могу упустить шанс узнать его получше.

Я приглашающим жестом похлопываю ладонью по траве возле себя. Он подходит и ложится рядом. Молчим. Легкий ветерок овевает наши лица.

Душа Роуз еще не покинула это место. Она прячется за деревьями, а ее неслышный смех доносится до нас шепотом листьев. Глядим на небо.

Какое-то время никто из нас не нарушает тишину. Вслушиваюсь в его дыхание и стараюсь не обращать внимания на сладко ноющее чувство в груди, возникающее всякий раз, когда он поблизости. Он едва касается моей руки тыльной стороной ладони. Прямо на нас планирует цветок апельсинового дерева.

– С ужасом жду наступления осени, – наконец говорит он. – Что за жуткая пора! Все вокруг как-то съеживается и умирает.

Даже не знаю, что ему и ответить. Осень – мое любимое время года. Мне всегда нравилось наблюдать, как природа дарит нам последнюю улыбку, такую прекрасную, словно она специально приберегала ее для терпеливого зрителя. Мне и в голову не приходило ее бояться. Сейчас мой самый большой страх – провести еще один год вдали от дома.

Я вдруг задумываюсь об облаках, что проносятся над нами высоко-высоко в небе. Обогнув земной шар, они видели бездонные океаны и крошечные островки, на выжженной земле которых не осталось живого места. Видели, что мы уничтожили свою планету. Если бы я могла оказаться на их месте и окинуть одним взглядом весь мир целиком, как бы я поступила? Приглядывала бы за этим единственным не ушедшим под воду континентом, таким живым и красочным в любое время года? Или, может, уверившись в тщетности подобных стараний, рассмеялась бы да и поплыла по небу дальше, за самый горизонт?

Глубоко вздохнув, Линден собирается с духом и накрывает своей рукой мою. Не шевелюсь. Линден Эшби живет в ненастоящем, иллюзорном мире, но небо и цветок апельсинового дерева самые что ни на есть настоящие. И сам он, лежащий подле меня, тоже настоящий.

– О чем задумалась? – спрашивает он меня.

Ни разу со дня свадьбы я не была с ним откровенна, но здесь, сейчас меня вдруг охватывает желание высказать ему все, что у меня накопилось на душе.

– Размышляла о том, стоит ли нас спасать, – отвечаю я.

– О чем это ты?

Покачиваю головой, чувствуя затылком холодную твердую землю.

– Да так, ерунда.

– Ничего не ерунда, – настаивает он и мягко спрашивает: – Что ты имеешь в виду?

В его голосе сквозит неподдельный интерес.

– Просто все эти химики, биологи, врачи уже столько лет ищут противоядие, – отвечаю я. – Вот только есть ли в этом смысл? Может, мы обречены?

Линден молчит. Когда я уже уверила себя, что, стоит ему открыть рот, он примется осуждать меня за такие мысли или, ну, не знаю, защищать исследования своего сумасшедшего папеньки, Линден сжимает мне руку.

– Меня мучает тот же вопрос, – признаётся он.

– Правда?

Мы одновременно поворачиваемся друг к другу, наши глаза встречаются. Чувствую, как мои щеки заливает румянец, и снова поднимаю взгляд к небу.